Он огляделся, но свечения упыря было не видать. Парри бросился бежать вдоль стены, вглядываясь вперед.
Парри увидел дверь. Он дернул за ручку. Повернул ее. Толкнул. Потянул на себя. Забарабанил в нее. Дело было безнадежное. Это была прочная наружная дверь, запертая на засов. А упырь уже появился снова. Он был всего в сотне шагов позади Парри и ухмылялся, явно предвкушая сытный обед. Упырь полетел быстрее.
Парри принялся отступать. Прятаться было негде, бежать некуда.
Упырь увеличил скорость.
Бац! Бац! Засовы с той стороны двери с грохотом отодвинулись, и тяжелая стальная дверь распахнулась настежь, преграждая путь упырю. Казначей шагнул на улицу и уставился на Парри.
Упырь пролетел сквозь стальную дверь, как будто ее тут не было, но о казначея ударился, как об обычный твердый предмет. Упырь шарахнулся назад и испуганно зашипел.
Сбитый с ног казначей с кошачьей ловкостью вскочил и направил на упыря свою волшебную палочку.
– Эгнобиум исизвей энгриоз аудклей!
Из казначеевой палочки посыпались искры. Обожженный заклинанием упырь взвыл от жестокой, нечеловеческой боли, взмыл в небо и растаял где-то над трубами.
Казначей снова обернулся к Парри.
– В чем дело, мальчик? Неужели ты не помнишь даже простейших защитных заклятий?
Волшебник вновь поднял палочку:
– Но орфум оулгхе онсумптионкус! Парри дернулся, но боли не почувствовал.
– А-а, это ты, Хоттер! А я-то думал, Гордон внимательнее следит за теми, кого он с таким трудом притащил сюда!
Казначей обернулся к школьному зданию и покачал головой, глядя на десятки разочарованных лиц, прилипших ко всем окнам.
– Боюсь, я испортил им весь цирк! Казначей захлопнул стальную дверь, прикоснулся к ней волшебной палочкой, и засовы изнутри задвинулись сами собой. Потом он посмотрел на ошеломленного Парри, который так и сидел на траве. Прицокнул языком, развернулся на каблуках и направился к главному зданию. Парри растянулся на траве, не в силах шевельнуться. Наконец начали сказываться последствия падения невесть с какого этажа.
Но тут снова послышался шум. Шаги казначея затихли в отдалении, однако вместо них послышались другие: бряк-звяк, бряк-звяк. Гулкий звон тяжелых металлических сапог. Шаги слышались все ближе. Бряк! Звяк! Бряк! Звяк!
«Ну все, – подумал Парри. – Мне абзац. Но я больше никуда не побегу! С меня хватит. Просто останусь лежать тут. Авось все кончится быстро».
Бряк! Звяк! Бряк! Звяк! Огромный силуэт склонился над Парри, и гулкий голос прогудел:
– Кажется, это мое! И потянулся к Парри.