Книги

Памяти Петра Алексеевича Кропоткина

22
18
20
22
24
26
28
30

Ближайшую, непосредственную форму выражения этого идеала составляет:

«Признание всего наличного капитала, разрабатываемого или нет, собственностью всех членов той территориальной единицы (группы, областей, страны), где совершается социальный переворот.

Признание всего разрабатываемого общественного капитала (возделываемой земли, лесов, работающихся руд, фабрик, действующих или строющихся железных дорог, жилых домов и т. п.), отданным в пользование (на некоторый срок) тем лицам, которые на нем прилагают свой труд.

Принятие нужных мер для того, чтобы уравнение невыгодных условий, в которых находятся отдельные работающие группы, совершилось в различных мелких территориальных единицах (города, губернии) путем взаимного согласования этих групп, не устраняя возможности дальнейших перераспределений для уравнения количества труда, который у них признается нужным».

Громадное различие такого положения дел от современного очевидно из того, что теперь горсть личностей, завладевая чужим трудом, имеет право расходовать его бесконтрольно для удовлетворения всех потребностей и, таким образом, трудом всех оплачивает производства или поступки, нужные ей одной. Это зло устраняется.

Но не раз было высказано, что такой порядок дел, который мы имеем в виду в таком идеале, имеет за собою другой недостаток. Говорилось, что потребности большинства вовсе не суть потребности прогресса человеческого общества; что всегда прогресс в обществе шел таким путем, что некоторое меньшинство, случайно попавшее в особо благоприятные условия, развивалось более всех остальных, открывало и вещало миру новые истины, которые воспринимались несколькими подготовленными личностями. Хотя мы сомневаемся, по нижеизложенным причинам, чтобы таков был в большинстве случаев ход прогресса в обществе и чтобы он всегда должен был быть таким, но, допустив даже, что таков бывает единственно-возможный ход прогресса в данном направлении, хотя бы в каком-нибудь редком, хотя бы даже исключительном случае, мы, конечно, должны подумать, не может ли предлагаемая нами в идеале классификация труда задушить этот проблеск прогресса?

Понятно, однако, что все рассуждавшие таким образом исходили из современного положения дел и воображали себе идеальную оценку труда в нынешнем обществе, при нынешней удушающей обстановке мастерских, при разъедающем силы непосильном труде, при той невозможной продолжительности машинального труда, которая необходима теперь для того, чтобы иметь хотя кров и корку хлеба. Но очевидно, что та классификация занятий, о которой мы говорим, возможна только в обществе, подвергавшемся переделке, о которой говорилось по поводу первого условия равенства. И для такого общества немыслимо отсутствие довольно продолжительного досуга. Если некоторые экономисты и говорили, что раздел всего теперешнего дохода нетрудящейся части общества поровну между всеми членами общества повысил бы средний заработок каждого члена только на 5 су (8 копеек), то опять-таки эти экономисты брали условие невозможное, т.-е. воображали себе дележку, невозможную в теперешнем обществе, происходящею в теперешнем обществе при сохранении теперешних условий и форм производства. Теперь, конечно, невозможно даже определить, сколько времени пришлось бы каждому члену общества трудиться над производством предметов, необходимых для доставления всем членам общества комфорта, равного комфорту людей нижних частей теперешнего среднего класса. Но можно прямо сказать, что, если теперь каждый работник содержит средним числом (в Германии и во Франции, кроме себя, еще 3-х, а во Франции почти четырех человек, из которых только один есть член рабочей семьи, а остальные 2-е, почти 3-е, суть паразиты их семьи, то, имея подобных, содержат в лучше организованном обществе только 1-го, много 2-х человек, т. е. всего вместе с ним самим от 2 до 3 человек, вместо 4-х 5-ти челов.; он может работать уже вдвое менее, т.-е. 5½ час. вместо 11 час. в день, — всего 33 часа в неделю и вместе с тем абсолютно нисколько не уменьшать своего благосостояния. Вспомнив далее все непроизводительные расходы обществ, обусловливаемые, главным образом, их общественною неурядицею (войска, войны, тюрьмы и суды, тяжбы и проч. и проч.); вспомнив, далее, какие несметные количества труда тратятся на производство предметов, не служащих для увеличения производительных сил народа, — мы, конечно, поймем, как велик был бы досуг, который оставался бы в справедливо-устроившемся обществе, за удовлетворением даже того разумного комфорта, о котором теперь не мечтают даже баре средней руки; мы поймем тогда, насколько был ближе к правде Оуэн, утверждавший, что для этого и для многого другого достаточно было бы 3-часовой работы всех членов общества.

Вот почему (допустив даже прогрессивное влияние меньшинства) мы полагаем, что отдельные личности имели бы совершенную возможность для выработки всех тех прогрессивных идей, которые отдельные личности могут выработать, для распространения их, для изобретения всех тех механических орудий, которые могли бы облегчить человечеству удовлетворение его потребностей, для изобретения и усовершенствования всех тех наслаждений, которые способствуют дальнейшему развитию человека. Подготовленность почвы в обществе, которое состояло бы из членов, имевших возможность с детства получать такую подготовку, составляющую теперь удел лишь редких счастливцев, способность этого общества к восприятию всего хорошего с устранением теперешних помех, возможность…[2] хорошее с общественно-полезным и дурное с общественно-вредным, наконец, наплыв в область творчества, ремесленного, научного и художественного всей ныне бездеятельной массы, — вот залог прогресса в будущем обществе, не только не меньшего, чем теперь, но в 10, 100 раз большего.

Поэтому мы считаем наше старое условие необходимым условием равенства и ближайшим. Но вместе с тем и довольно полным шагом к достижению этой части идеала равенства мы считаем:

«Признание общественной меновой стоимости только за такими предметами, которые будут признаны нужными обществу большинством данной группы, данного союза групп».

Все сказанное сейчас приводит нас также к убеждению в осуществимости и практической целесообразности такого распорядка полезных занятий, при котором не существует…[3] личностей, занятых исключительно привилегированным трудом, напр., трудом умственным, управлением некоторыми делами фабрики, завода, общины и т. д.

В том, что существование такого класса людей есть проявление неравенства, само по себе вовсе нежелательное, очевидно, не может быть никакого сомнения. Сомнения и возражения могут быть только в том смысле, что: 1) существование такого класса необходимо для дальнейшего развития самого общества; 2) с точки зрения необходимости, по мнению многих, разделения труда. Мы сказали выше, что не находим ни справедливым, ни полезным оплачивать общественным трудом предметы, полезные или нужные только меньшинству. Мы сказали также, что для производства этих предметов достаточно будет досуга по окончании работ, необходимых для удовлетворения необходимых потребностей, требуемых обществом, и что возможные размеры досуга вместе с увеличением подготовленности почвы и увеличением числа людей, имеющих возможность употребить досуг на всевозможные занятия, содействующие прогрессу общества, увеличение силы общественного мнения, суть достаточный залог против застоя культуры и цивилизации общества.

Теперь мы идем далее. Мы говорим, что среди занятий, которые будут признаны нужными данною группою личностей, могут быть занятия, так сказать, привилегированные. На первых же порах, всякой общине потребуется школьный учитель, медик, бухгалтер, через несколько времени потребуется профессор, ученый техник, пожалуй, финансист и т. д. Спрашивается, не выгоднее ли будет для самой общины, чтобы школьный учитель занимался только обучением детей в течение тех 7–8 часов, которые придется каждому члену общества употребить на общественные занятия, не употребляясь ни на какие другие работы, или же он должен, вместе с тем, ежедневно или поочередно отправлять другие обязанности, так, напр., по черной работе, напр., колоть дрова для школы (если бы это понадобилось), мыть или натирать полы, топить печи, мести школьный двор…[4], учебные пособия и т. д. и т. д. Должен ли профессор, в таковой общине, где таковой потребовался, заниматься только чтением, в указанные 7–8 час., лекций, а вместе с тем заниматься в мастерской изготовлением физических приборов вместо с слесарями и механиками, заниматься очисткою нечистот в университетском здании и т. д. Мы полагаем, что да, что он должен отправлять черные работы. Так как образование класса аристократии чистого труда рядом с аристократией черного труда вовсе не желательно, то весь вопрос, следовательно, только в том, насколько выгодно для общества такое распределение занятий, при котором отдельные личности не специализируются так, как теперь. Дарвин, занимающийся вывозом нечистот, потому только кажется людям абсурдом, что они не в состоянии отрешиться от представлений цельности, взятых из современного общества, только потому, что они забывают, что для того, чтобы могла образоваться такая личность, как Дарвин, опередившая в умственном развитии свое общество на целое столетие, нужен был подбор в течение многих лет особо-благоприятных, исключительных условий, только потому, наконец, что они допускают (конечно, бездоказательно), что если бы Дарвин и…[5] не высказали в 1859 г. гипотезы естественного подбора, то человечество продолжало бы не знать ее еще долгие века и что нет такого сочетания общественных условий, при котором эта гипотеза могла бы быть высказана не только в 1859 г., во даже несравненно раньше, только потому, наконец, что они считают единственным или наиболее выгодным ходом прогресса в человечестве появление у отдельных личностей таких воззрений, которые опережают массу общества на целые столетия, если не тысячелетия. Все эти воззрения и представления, однако, в высшей степени неверны.

В силу всего сказанного мы считаем совершенно необходимым на первых же порах:

Признание ненужности класса, пользующегося привилегированным родом занятий, другими словами:

Признание обязательности лучшего мускульного труда для всех членов общества, рядом с признанием в выборе этих занятий полной свободы каждой личности, если ты докажешь свою способность к избираемому роду занятий.

Осуществление этих двух условий равенства и переход их в действительную жизнь обеспечиваются осуществлением четвертого условия — равенства в образовании, не только возможности равенства в образовании, но действительно фактического.

Безусловно отрицая, чтобы наиболее выгодное прогрессивное движение в обществе совершилось путем развития меньшинства, получающего образование несравненно большее, чем остальное общество, мы вовсе не хотим на общественные средства выделять такое меньшинство; поэтому нам ненужно ни университетов, ни академий, содержимых на общественные средства, если ими не пользуется каждый без исключения член общества. Если отдельные личности, захотевшие употребить свои досуги на дальнейшую разработку своих умственных способностей, будут учреждать высшие учебные заведения, ученые общества, консерватории и т. п., — пусть учреждают они их на продукты своего досуга, пусть посещают их в часы досуга, в то время, как другие члены общества будут тратить эти часы на заботы или увеселения, но общество, не желающее накладывать руки на те условия равенства, которых добилось своими усилиями, не должно уделять на эти учреждения ни единой единицы общественного труда.

Мы не хотим, чтобы само образование с детского возраста стремилось разбить людей на управляемых и управляющих, из которых первые знакомы по преимуществу с черною работою труда, необходимого для обыденной жизни, а вторые — преимущественно с приемами управления и с так называемыми высшими проявлениями человеческого ума. Поэтому нам вовсе не нужно университетов, которые создадут докторов, когда большинство трудящихся на этом же поприще будет обречено на исполнение обязанностей сторожа, сиделки или фельдшера; адвокатов, когда большинство может быть только писцами; профессоров — рядом со сторожами; кабинетных ученых, техников — рядом с чернорабочими.

Повторяя формулировку Прудона, мы скажем: если морское училище не есть само судно с его равноправными матросами, получающее теоретическое образование, то оно создает офицеров над матросами, а не матросов; если техническое училище не есть сама фабрика, сама мастерская-школа, то она создает мастеров и управляющих, а не рабочих и т. д. Нам не нужно этих привилегированных учреждений, нам не нужно ни университетов, ни технических училищ, ни морских академий, созданных для немногих; нам нужна больница, фабрика, химическое производство, судно, производящая мастерская, школа для работающих, которая, ставши уделом, с невообразимой быстротой перешагнет уровень теперешних университетов и академий. Устранив весь ненужный балласт бесполезных знаний, изобретя ускоренные приемы образования (которые всегда являются лишь тогда, когда является на них неотложный спрос; Америка может отчасти служить тому реальным доказательством), школа подготовит здоровых работников, одинаково способных как к дальнейшему умственному, так и к дальнейшему физическому труду.