- Я не попугай в клетке, не тигр на поводке, не наложница, я не буду бежать во дворец по первому твоему зову, не буду участвовать в… - обвожу рукой зал, - меня не будет на праздных ужинах, балах, охотах, в курительных комнатах. Я не выйду замуж ни за кого из твоих советников и не стану бесплатным подарком твоим друзьям или недругам, Альяр. О всех твоих встречах я должна знать заранее, о твоих делах тоже. Ты будешь делиться со мной тем, чем не делился даже с солнцем. Взамен я дам тебе клятву перед Миротом.

Альяр стискивает челюсти и сжимает кулаки, но все равно драно кивает. Кивает, соглашаясь. Я давлю победный возглас, успокаиваю расшалившиеся тени.

- Ты не контролируешь меня, не лезешь в мою жизнь, как объяснить мое присутствие советникам придумаешь сам. Согласен?

- Да.

- Хорошо. Теперь Энора и Селестина, - качаю головой, - реши вопрос с ними. Если хоть одна вздумает шипеть, я отрежу их языки и скормлю пустынным шакалам. Объясни им, что мне плевать на тебя, на этот дворец и на Шхассад, я здесь… потому что так надо.

- Сделаю, - он не шипит, но на грани. Действительно научился сдерживаться.

- И последнее, - киваю. – Никогда, ни при каких условиях, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь, ты не должен спрашивать меня о том, где я была. Никогда, ни при каких условиях я не должна пересекаться с Инивуром, не должна даже слышать об этом, только если сама не изъявлю такого желания. Согласен?

- Почему?

- Потому что, - отрезаю. – Согласен, Альяр?

За то время, что он думает, я успеваю доесть айниш и допить чай, рассмотреть в деталях зал, вслушиваясь в пение птиц в саду, пересчитать цветастые подушки на полу.

- Я согласен, - кивает в итоге правитель Шхассада, и улыбка скользит по моим губам. – И я рад, что ты вернулась.

- Еще бы ты не был рад, - сарказм сдержать не удается. Я поднимаю плащ с пола, достаю из его складок кинжал. – Тогда не стоит тянуть. Сначала клятва, а потом ты проводишь меня к себе и займешься вопросом моего сопровождения. Я бы хотела поспать, - поясняю на недоуменный взгляд василиска, - перед тем, как отправляться.

Повелитель Шхассада кивает, гибко и легко поднимается на ноги и скользит в арку слева от трона, я поднимаюсь следом, смотрю в широкую обнаженную спину, вздыхаю с облегчением. Скоро… Скоро все закончится.

Пески Керимской пустыни всегда были безжалостны к путникам, но в этот раз складывалось ощущение, что злятся они именно на меня, на непутевую дочь, что посмела оставить эти земли на долгие пятнадцать лет и вернуться. За полтора сумана пути не было и пяти спокойных лучей: песчаные бури и нежить, раскаленное солнце и миражи, наведенные пустынными духами, ядовитые твари и призраки, непослушные и вялые от переизбытка солнца тени.

А на четвертую ночь я услышала вопли пирующих падалью крокотт. Они были далеко, судя по звуку, но я отдавала себе отчет в том, что через несколько ночей чудовища нас нагонят, они шли за отрядом: по нашим следам и запаху. И пусть сармисы под нами быстрые и юркие, но против стаи крокотт… почти бесполезны. И я видела, что стражи рядом понимают это и готовятся, становилось спокойнее, но ненамного.

Самые опасные хищники пустыни нагнали нас на шестую ночь. Всего три твари, но и этого количества хватило, чтобы я лишилась половины своего сопровождения и большей части запасов воды. Голодные, жестокие, сильные, они порвали пятерых в одно мгновение, просто выпотрошили, как кукол, пока эти пятеро позволяли нам уйти подальше. Когда все было кончено, двое крокотт бросились за убегающими сармисами, один остался пировать трупами василисков. А я сидела на своем ящере, смотрела с бархана, как острые длинные зубы вонзаются в еще теплое мясо, как кровь мгновенно исчезает в песке, делая его темнее, как блестит львиная грива в свете луны и острые когти передних длинных лап раздирают плоть. Казалось, что расползалась улыбка удовольствия на ощеренной морде гиены, и шелестел песок, и хрустели в ночной тишине ломающиеся кости.

Не особенно разговорчивые и до этого стражники стали еще внимательнее и еще молчаливее. Я против не была, скорее наоборот. Сердце Керимской пустыни не располагает к праздным беседам ни днем, ни ночью. Ее красота и безмятежность обманчивы и безжалостно опасны даже для слышащих пески.

Чем глубже мы продвигались, тем четче я понимала, что у Альяра было слишком мало времени, чтобы найти мне сопровождение. Моя ошибка. Очень скоро они сломаются. Возможно, не все.

Подозрения подтвердились на следующую ночь: сбежало двое из оставшейся пятерки. Не знаю, на что они рассчитывали – клятва, данная Альяру, высосет из них жизнь по капле к концу следующего сумана, и умирать они будут мучительно – но ловкость, с которой они улизнули, оценила: не скрипнула ни одна подпруга, не лязгнуло ни одно стремя, даже песок не шелестел. Я лежала на боку и смотрела, как поднимаются на ближайший бархан буро-желтые сармисы и их наездники. Вряд ли они доберутся до столицы Шхассада.

Когда на рассвете оставшиеся со мной василиски проснулись и поняли, что произошло, только сплюнули в ледяной песок.