Вместе со своей находкой я вернулся обратно.

— Какой здесь код? — спросил я у Менафа. Впервые за последние несколько часов мой голос был твёрд.

— Три, семь, девять, — продиктовал Менаф.

Я выкрутил нужные цифры на панели. Замок со щелчком открылся. Внутри были всё те же паспорта. На всех этих людей. Сомнений больше не оставалось. Лассон взял у меня коробку, вытащил документы и начал перебирать их. На одном норвальдец задержался, потом отправил под низ стопки, как и предыдущие. Просмотрев ещё несколько, он вдруг бросил их все на стол и снова достал револьвер.

Лассон подошёл к Менафу вплотную, глядя в его раскрытый глаз, и заговорил. В его голосе не было ненависти или жестокости, но он производил только ещё более жуткое впечатление, потому что слова совсем не соотносились с этим спокойным, убеждающим тоном:

— Пальцы мы тебе вправим, — говорил он, — и лицо заживёт. Но есть то, что не заживёт.

С этими словами Лассон медленно приставил револьвер к колену пленника, а тот инстинктивно поджал ноги.

— Я буду задавать тебе вопросы, — продолжал норвальдец, — за каждый неправильный ответ, я буду делать с тобой то, что никогда не пройдёт, никогда не излечится. Для начала размозжу тебе колено. Я оставлю тебя в живых. Но чем больше будет неправильных ответов, тем более непереносимым я сделаю остаток твоей жизни. Ты понимаешь, что я говорю?

Пленник закрыл глаз, сглотнул, открыл и ответил кивком. Я смотрел на всё это в ужасе.

— Итак, Менаф или Айга или как там тебя правильно? Здесь ведь нет твоего настоящего имени?

Менаф кивнул.

— Ты работаешь в разведке Лакчами?

Я увидел, как пленник зажмурился, а по его лицу стекла слеза. Он открыл глаз и снова кивнул. Я не поверил своим ушам. Это была чушь какая-то. Я взял паспорта и начал их перебирать, пока не наткнулся на фотографию Менаги в одном из них. Только вот, судя по документу, он был никакой не Менаги, а Гай Шайа. А в двух других, которые даже не были лакчамскими, у него оказались другие имена. Держа в руках эти личины нашего лидера, нашего героя, я перевёл взгляд на Менафа, которому дуло револьвера продолжало упираться в колено. Меня больше не тошнило от вида этих пыток. Я снова чувствовал только ненависть.

Лассон продолжал гипнотизировать пленника:

— Вся эта революция в Антарте — ваших рук дело?

Менаф снова зажмурился. И медленно кивнул.