— Меня зовут Кондолл, мой добрый лорд, — сказал несчастный.

— Кондолл или Тиндэл — это все равно, — холодно ответил сэр Дэниэл. — Ты попался, и я сильно сомневаюсь в твоей честности. Если хочешь спасти свою шею от петли, напиши мне сейчас же обязательство уплатить двадцать фунтов.

— Двадцать фунтов, мой добрый лорд! — вскрикнул Кондолл. — Это безумие! Все мое имущество не стоит и семидесяти шиллингов.

— Кондолл или Тиндэл, — сказал сэр Дэниэл, осклабившись, — я готов пойти на этот риск. Напиши мне обязательство на двадцать фунтов, я получу с тебя все, что могу, и по своей доброте прощу тебе остальное.

— Увы, мой добрый лорд, я не умею писать, — сказал Кондолл.

— Увы, мой бедный Кондолл, — передразнил его рыцарь, — придется принять крутые меры. Мне так хотелось пощадить тебя, Тиндэл, но совесть не позволяет… Сэлдэн, возьми этого старого ворчуна и подведи его потихонечку к ближайшему вязу да повесь там понежнее за шею, чтобы я его видел, когда буду проезжать мимо… Доброго пути вам, славный мастер Кондолл, милый мастер Тиндэл! Вы на всем скаку въедете в рай! Доброго вам пути!

— О лорд, вы большой шутник! — ответил Кондолл и заставил себя подобострастно улыбнуться. — Вам подобает требовать, а мне подобает подчиняться, и я, несмотря на все мое неумение, попробую написать обязательство.

— Друг, — сказал сэр Дэниэл, — теперь ты напишешь на сорок. Полно! Ты хитер, и имущество твое стоит не семьдесят шиллингов. Сэлдэн, последи, чтобы он все написал как следует и чтобы подпись его была правильно засвидетельствована.

И сэр Дэниэл, самый веселый рыцарь в Англии, хлебнув пряного эля, с улыбкой откинулся на спинку кресла.

Мальчик на полу шевельнулся, сел и испуганно оглядел комнату.

— Иди сюда, — сказал сэр Дэниэл; и когда мальчик, повинуясь его приказанию, встал и медленно подошел к нему, он снова откинулся назад и громко расхохотался. — Клянусь распятием! — крикнул он. — Какой крепыш!

Мальчик покраснел от гнева, и в темных его глазах сверкнула ненависть. Теперь, когда он стоял, трудно было определить его возраст. Лицо у него было свежее, как у ребенка, но выражение лица было уже не детское; телом он был необычайно тонок и ходил несколько неуклюже.

— Вы позвали меня, сэр Дэниэл, — сказал он, — для того, чтобы посмеяться над моим печальным положением?

— А почему не посмеяться? — спросил рыцарь. — Будь добр, разреши уж мне посмеяться. Если бы ты мог видеть себя, ты первый бы расхохотался.

— Когда вы будете платить за все, вы заплатите и за это, — сказал мальчик, густо краснея. — А пока смейтесь сколько вам угодно!

— Не думай, что я насмехаюсь над тобой, милый братец, — ответил сэр Дэниэл, перестав смеяться. — Это только шутки. Я ведь просто шучу по-родственному, по-приятельски. Я устрою твой брак, получу за него тысячу фунтов и буду очень тебя любить. Правда, я несколько грубо тебя похитил, но другого выхода не было. Однако отныне я буду служить тебе от всего сердца. Ты станешь миссис Шелтон… нет, леди Шелтон, клянусь небом, потому что мальчик далеко пойдет. Вздор! Нечего стесняться честного смеха, смех разгоняет печаль. Дурные люди никогда не смеются, добрый братец… Почтеннейший хозяин, дай поужинать моему братцу, мастеру Джону… Садись, мой друг, и кушай.

— Нет, — сказал мастер Джон, — есть я не стану. Вы вовлекли меня в грех, и мне нужно подумать о своей душе… Добрый хозяин, будь любезен, принеси мне кружку чистой воды; ты очень обяжешь меня своей любезностью.

— Ты получишь отпущение всех грехов, черт побери! — крикнул рыцарь. — Исповедуешься — и делу конец! Ешь и ни о чем не тревожься!

Но мальчик был упрям: он выпил чашку воды, завернулся в свой плащ, сел в дальний угол и мрачно задумался.

Под утро в деревне поднялась суматоха, послышались оклики часовых, зазвенело оружие, застучали копыта; отряд всадников подъехал к дверям харчевни, и Ричард Шелтон, забрызганный грязью, перешагнул через порог.