Если вдруг…когда-нибудь… Она не видит меня рядом с ними.

Надо что-то сказать. Срочно выбить ее из этого состояния, а я не могу. Меня никогда в жизни не бросали. Да, расставался с барышнями, иногда достойно, иногда некрасиво. Некоторые орали, рыдали и проклинали меня, громко хлопая дверями. Но мне пофигу было. Отворачивался и тут же вычеркивал из своей памяти любые воспоминания о них. Но к тому, что однажды будут пытаться вычеркнуть меня самого, я оказался не готов.

— Лер, не говори глупостей.

По ее кривой усмешке, понимаю, что опять не то. Я не умею разговаривать по-человечески, не обесценивая чужие слова и порывы, не выставляя свою позицию, как единственно правильную.

Решимости во взгляде Вознесенской становится еще больше.

— Я была готова бороться за тебя тогда. Три года назад. Мне даже казалось, что тебе это нужно. А сейчас понимаю, насколько большой дурой была. Вы как акулы в огромном бассейне, грызете друг друга, рвете на куски. Это твой мир, ты знаешь его правила, и чувствуешь себя в нем прекрасно. Здесь твое место. Среди вот этого всего, — делает широкий жест руками, — Ты тут как король. Самая большая акула.

Последнее предложение получается даже с долей восхищения. Только оно не светлое и не радостное, а наоборот. Так восхищаются необходимым злом. Хищником. На которого смотрят издалека, а еще лучше по телевизору, но не хотят видеть близко рядом с собой.

— Лер, ну какая акула. Я налажал по полной с Эльвирой.

— Что ж, — философски жмет плечами, — иногда женская хитрость оказывается эффективнее мужской силы. Смирись.

— Да не хочу я ни с чем мириться! Я хочу, чтобы ты рядом была…

Она игнорирует мой последний всплеск:

— Трясти грязным бельем на публику и кричать на всех углах о том, что у меня сын от Барханова тоже не стану. Алиментов мне не надо, но если надумаешь навещать, то прихватывай что-то из игрушек. Хотя бы мячик или плюшевого мишку. Так хотя бы начнет формироваться положительная связь между вами. Чтобы он знал, что ты есть и ждал…

Слушать размышления о каких-то связях, которые, по ее мнению, я иначе как своими бабками и сформировать не могу — тошно. Нет. Не так. Слышать это — больно. Этот чертов бесконечный день все-таки оказывается сильнее меня и пробивает в моей броне дыру размером с кулак.