— С ней все в порядке — пара синяков и ободранная коленка. И она не беременная. Это все фарс, чтобы досадить мне и тебе. Все это было специально подстроено.

У нее вытягивается лицо. Смотрит, пытаясь найти в моих словах подвох, двойное дно, но я как никогда честен с ней.

— Да как же так? — по-детски распахнутые глаза наполняются недоумением, потом обидой, горечью и, наконец, слезами, — разве так можно?

— Эля посчитала, что можно.

— Такими вещами нельзя шутить! — срывается на крик, — я же поверила! Понимаешь? Поверила! Чуть с ума не сошла от того, что натворила! Думала, что ребенок из-за меня погиб, а это оказывается просто спектакль? Так нельзя!!!

Она начинает рыдать. Горько, отчаянно, содрогаясь всем телом. Меня чуть ли наизнанку от этой картины не выворачивает. Больно за нее. От одной мысли, что пока я там распутывал клубок ядовитых змей и вершил правосудие, она тут сидела совсем одна и ревела, считая себя виноватой, хочется застрелиться.

— Тише, тише, — прижимаю ее к себе. Она упирается, пытается меня оттолкнуть, но держу, сминая сопротивление, глажу ее по спине, тихо приговариваю какую-то чушь, — все закончилось. Она больше не появится. Никто не появится. Мы накрыли всю шайку. Нашли даже того, кто тогда подложил тебе таблетки в сумочку.

Вознесенская перестает реветь, чуть отстраняется и растерянно смотрит мне в глаза:

— При чем здесь таблетки?

— Все при том же. Это дело рук Эльвиры и ее брата.

Она удивленно икает.

— Я не понимаю, — едва дышит, — зачем ей это?

У меня не поворачивается язык, сказать все правду. Но Лера девочка сообразительная, все понимает сама:

— Это все из-за тебя, да? Она все это делала из-за тебя?

Куце киваю. Невыносимо видеть того, как разочарование затапливает ее взор, и осознавать, что именно я — источник всех ее проблем. Не встретились бы мы тогда, и жила бы она себе спокойно, не зная, ни обид, ни моего дурного жесткого характера, ни всех этих неприятностей.

Удивительно, но строгий, продуманный, гордящийся своей логикой и здравым смыслом Демид Барханов на деле оказался самым проблемным мужиком на свете.

Леру начинает трясти. Она аккуратно высвобождается из моих объятий и поднимается на ступень выше, увеличивая между нами расстояние.

— Демид, — стирает остатки слез рукавом, — ты прости. Но такие игры мне не по силам. Я не умею в них играть, и учиться этому не хочу.