– Небо точно другое, – настаивала Яна.

Картограф остановился, задрал голову. Луч фонарика пополз по стене и высветил железную лестницу из арматуры, ведущую наверх. Ничего не объясняя, он вскарабкался по ней. Заскрипели петли откинутого люка, и пятно дневного света упало на пол, а в черной луже отразились клубящиеся чернильные облака.

Атила вылез вторым, огляделся. Он стоял на середине небольшой площади с раскрошившимся асфальтом. Прямо перед ним бетонный Ленин указывал на светлое будущее обломком руки, за ним высился облезлый сельский кинотеатр с квадратными колоннами и проваленной крышей. Под козырьком висели выцветшие плакаты.

Из канализационного люка появился Большой, прищурился и разинул рот, глядя в небо. Атила посмотрел туда же – да, оно уж точно изменилось, потемнело, в просветах между облаками отливало багрянцем. То ли казалось, то ли так было на самом деле, но багрянец темнел там, где находилась невидимая отсюда АЭС.

– А не выброс ли новый? – Большой втянул голову в плечи. – Может, нам лучше обратно запрятаться и…

– Не выброс, – перебил его Картограф. – Другое. За мной.

Отдаленный вой слепых волков и рев мутантов, которые ветер доносил из Карьера, заставили двигаться быстро. Обогнув старый сельский кинотеатр, Картограф повернул было на широкую улицу между частными домами, но замер за ржавым киоском с вывеской «Пиво»: из кустов выбежали пять белобоких крыс во главе со здоровенным крысоволком – крысиным королем. Белобокие, потому что одну тварь от другой не отличишь – симметричные светлые пятна, рисунок с точностью до миллиметра повторяется на боку каждой.

Атила и остальные схватились за стволы, но Картограф вскинул левую руку, приказывая не открывать огонь, а правую сунул в походную сумку на бедре. Что у него там, гранаты, что ли?

– Не стрелять, – прошептал он.

Крысы замерли, повернувшись мордами к киоску. Твари не убегали, но и нападать, похоже, не собирались. Вдруг крысоволк встал на задние лапы, уставился на киоск почти осмысленным взглядом.

– Что с ними?! – изумился Большой.

Вожак смотрел на киоск долго, пристально, потом дернул башкой и чихнул. Крысы засуетились и, будто получив сигнал, убежали, вытянувшись цепью.

Большой шумно вздохнул, Яна переступила с ноги на ногу. Картограф, ни слова не говоря, двинулся дальше. Обойдя кинотеатр, он встал на пороге запасного выхода, рядом с которым к стене крепилась пожарная лестница.

Щербатая деревянная дверь со скрипом открылась, сдвигая отвалившуюся штукатурку и укоренившуюся в асфальте траву.

В пыльной темноте кинотеатра пахло плесенью. Яна чихнула. Было так тихо, что показалось, будто здание зазвенело, отзываясь на звук.

По темному коридору прошли к будке оператора. Она стояла напротив огромного окна и была отлично освещена. Картограф, потянув на себя дверцу, шагнул внутрь, остальные последовали за ним.

Оказалось, что здесь у Картографа схрон: панцирная кровать, шкафчик, доисторический комод с выдвижными ящиками, застеленный газетой, горелка, чайник и чашка с отбитой ручкой, на полу – истертый ковер. В углу комнаты горела аномалия «сварка», потолок и стены возле нее почернели.

Большой аж отскочил и забился в противоположный угол:

– У-у-у, и не боишься ты тут рядом с ней?

Картограф ответил, заняв единственный табурет: