Пожилой московский профессор совершает поездку в маленький сибирский городок, где прошли его детство и юность. В пути он вспоминает события собственной жизни от детства до современности и судьбы своих родственников и друзей. Эти воспоминания вместе с путевыми впечатлениями дают развернутую панораму жизни русского человека в глубинке и в столице России во второй половине двадцатого века и начале двадцать первого. Приведенные факты и биографии людей имеют документальную основу
ОСЕННЯЯ ПОЕЗДКА В ПРОШЛОЕ
повесть
I
Тёплой июльской ночью Иван Петрович Домов: 67 лет, профессор техники – спал у себя дома беспокойным поверхностным сном. Он переворачивался с боку на бок, сбрасывал и вновь натягивал на себя одеяло, подгибал и опять широко раскидывал руки и ноги, словно искал удобное положение для спокойного и глубокого сна. Вдруг сонная судорога резко встряхнула его тело, он проснулся, как от толчка, и открыл глаза. Пробуждение, как всегда в последнее время, было внезапным и полным. Он лежал на широкой кровати в спальне своей большой квартиры, расположенной в многоквартирном доме одного из городов ближнего Подмосковья.
Стояла глубокая ночь. Свет уличных фонарей снизу тускло освещал потолок спальни. Потной рукой, а внезапное ночное пробуждение всегда сопровождалось испариной, Иван Петрович нащупал часы на тумбочке у кровати и посмотрел на циферблат. Было два часа ночи. Он, уже привычно, удивился показаниям часов. По своим ощущениям спал он долго, а, оказывается, прошло только полтора часа, как он, ворочаясь, заснул в отрывках мыслей.
В закрытую дверь спальни тихо мяукнул кот, почувствовав, что хозяин проснулся. Этого кота Иван Петрович обнаружил в прошлом году, летом, во время приезда с семьёй на дачу. Выйдя из машины, они увидели у ворот дачи двух маленьких котят, совершенно обессиливших от голода. Их мать, по-видимому, пропала: может, порвали собаки или просто ушла, а котята остались одни и, напрасно прождав несколько дней и вконец оголодав, они выползли с участка в сторону дороги – кончать такую голодную жизнь самоубийством под колёсами мчавшихся автомобилей. Увидев людей, они беззвучно запищали, широко открывая красные рты: подавать голос уже не было сил. Котят подкормили и к вечеру они уже весело играли друг с другом у крыльца дачи, сторонясь, впрочем, людей. Серенький котёнок оказался кошечкой, а чёрный – котом. Кошечка уже позволяла себя гладить, к радости внучек, а чёрный котенок отпрыгивал в сторону, едва Иван Петрович пытался его погладить, однако внимательно и изучающее приглядываясь со стороны к Ивану Петровичу.
На другой день, утром, едва Иван Петрович вышел на крыльцо, чёрный котёнок сам подошёл к нему и стал тереться о ноги: за ночь он определился с выбором хозяина и не прогадал – котята остались жить на веранде бани. Однако, имена им Иван Петрович не давал, полагая, что дав имя котёнку, он должен нести ответственность за его судьбу. В дни приезда людей на дачу котят подкармливали все, а среди недели, вечером после работы, дважды приезжал Иван Петрович, чтобы подсыпать и подложить им корма и воды. Оказывается, кошки едят, пока не наедятся, а собаки – пока не съедят всё, поэтому котятам можно было оставлять еду впрок: если её не сожрут соседские коты, которые частенько забегали на участок, загоняли котят под крышу дома на чердак и поедали все припасы, привезенные Иваном Петровичем.
Примерно через месяц, по приезду на дачу, Иван Петрович отыскал только одного чёрного котёнка, а кошечка пропала бесследно: может быть ушла и заблудилась или погибла, а может быть и кто-нибудь подобрал её из проезжающих машин. Котята хоть и были беспородные, но красивые, простой и естественной красотой грациозного животного. Чёрный котёнок пугливо прятался под крышей дома и, оставшись один – погиб наверняка, поэтому Иван Петрович, неожиданно для себя, решил взять его в свою городскую квартиру – так и не придумав ему имя. Котёнок без имени, оставаясь просто Котом, оказался сообразительным, усвоил правила личной гигиены и прижился, снисходительно поглядывая вечерами со спинки дивана на лежащего внизу хозяина или пытаясь отвоевать для себя право ночевать в спальне хозяина, когда тот, закончив вечерние, дела отправлялся на покой. Иван Петрович, в принципе, не возражал против Кота в спальне, если бы тот по ночам не уходил подкрепиться на лоджию, где стояли его кормушки, а возвращаясь назад с размаху запрыгивал на кровать, чем будил хозяина и без того испытывающего неполадки со сном. Поэтому вечером, просто Кот выкидывался им из спальни и обиженный укладывался спать у двери: всё ещё надеясь на допуск в спальню.
Вот и сейчас, почувствовав, что хозяин не спит, просто Кот тихонько скрёбся и подмяукивал под дверью в надежде на милость Ивана Петровича.
Поворочавшись немного и окончательно поняв, что вернуться ко сну уже не удастся, Иван Петрович встал с кровати, сходил на кухню попить воды, а вернувшись, выдворил кота, который уже успел удобно расположиться на кровати, за дверь и подошёл к окну. За окном моросил мелкий ночной дождь, похожий на осенний, хотя была ещё середина июля. Вздохнув, он вернулся на кровать: как всегда, вместо ушедшего сна пришла привычная тоска, которую любители иностранных слов называют депрессией. Но депрессия это психическое расстройство, заболевание, а Иван Петрович не считал себя больным, да и не являлся им фактически, что подтвердил и врач-невролог, к которому он обращался не так давно. Просто, как всякому человеку ему нужна была цель: на сегодня, на завтра, на год вперёд, чтобы приложить усилия для её достижения, так как рутинная повседневная работа уже не требовала напряжения и усилий и, соответственно, не доставляя удовлетворения, приносила только усталость. Конечно, голодному поесть, а алкоголику выпить водки -это тоже цели, но обычный человек обычно ставит себе цели в личной жизни или по работе, не так ли? Но именно таких целей Иван Петрович не ставил перед собой уже несколько лет – от этого и устал и был подавлен, не имея ни цели, ни перспективных жизненных ориентиров.
И сейчас, лёжа в кровати и ожидая возвращения сна, Иван Петрович перебирал в памяти события своей уже достаточно долгой жизни, связывая эти события с жизненными целями, которые, как ему казалось, он ставил в тот или иной период жизни. Как достигал этих целей или отказывался от них ради других – в надежде что-то отыскать или вспомнить недостижимое, недостающее ему сейчас и, если возможно, определить это своей целью и начать энергично, как он это умел, двигаться к её достижению, вновь обретя смысл своего существования и интерес к активной жизни.
Родился он в небольшом городке на юге Западной Сибири. Жил вместе с бабушкой в простом деревенском доме, отца не знал и не помнил, а мать, будучи замужем за другим, жила отдельно с мужем и вторым – младшим сыном. Жили скромно, но не нищенствовали, взрослые были приветливы и доброжелательны, целей обогащения не имели, но общее благосостояние людей в 50-е годы поднималось, может быть и не так быстро как бы хотелось. Ребёнок он был подвижный, с выдумкой на проделки и проказы, за которые приходилось расплачиваться наказаниями разного рода, но обид не помнил и не таил. Были мечты на уровне сказок, а вот целей жизни, кроме как победить соседского мальчишку, переплыть речку или попасть из рогатки в воробья – таких целей в его детстве не было. Получалось, что раннее детство он прожил бесцельно, но жизнерадостно и увлеченно самой жизнью во всех её проявлениях.
Поэтому-то Иван Петрович никогда и не верил различным деятелям, которые писали или рассказывали о том, что ещё в детстве они поставили себе цель кем-то стать или чего-то достичь. С другой стороны, большинство мерзавцев, предателей и негодяев различных видов родом из детства, хотя вряд ли они ставили себе это целью. Трудно представить, что нынешние политические, финансовые и околонаучные выродки стали такими в зрелом возрасте – наверняка и в детстве они ябедничали и подличали, учась у своих родителей и их окружения. Решив подумать об этом как-нибудь в другой раз, Иван Петрович продолжил обзор своей памяти.
Далее школа. Цели учиться в школе у него не было и не могло быть. Учёба в школе тогда была обязательной, по-крайней мере до 14 лет, и уклониться от учёбы не было никакой возможности в 50-е годы прошлого века. Всех детей школьного возраста переписывали, прикрепляли к какой-то школе, ближайшей или по интересам (но это только в городах). Потом, если ученик пропустил в школе три дня подряд, домой обязательно приходил учитель – узнать: в чём дело. Если школьник с помощью родителей пытался бросить учёбу, то в дело вступали различные органы образования, опеки и т.д. и заставляли ребёнка продолжить учёбу, помещая, при необходимости, его в интернат, если родители вели себя недостойно – что было крайне редко. Это теперь, около миллиона детей вообще не учатся, а в интернатах находятся дети, имеющие живых, но опустившихся или неадекватных и безработных родителей: не имеющих возможности или не желающих заниматься своими детьми.
Итак, в школе он учился потому, что это было нужно взрослым, но не лично ему, поэтому и цели учиться, например, только на «отлично» он не ставил, хотя и был вполне успевающим учеником при удовлетворительном поведении, за которое частенько наказывался в школе и дома.
Учителя в школе были спокойны и сдержаны, учебники просты и понятны, домашние задания давались в разумных объёмах – поэтому учёба шла параллельно обычной ребячьей жизни с её увлечениями, играми и необъяснимыми поступками, как навязанная взрослыми обязанность, которая вроде бы должна пригодиться в каком-то далёком будущем. Впрочем, и эту необременительную учёбу некоторые одноклассники Ивана Петровича, давшие ему кличку Винт, забрасывали полностью и отсидев по два-три года в каждом классе заканчивали семилетнее образование в 18-19 лет, уходя со школьной скамьи сразу на службу в армию.
Ощутив себя Винтом, он вспомнил как один великовозрастный одноклассник, кажется в 6-м классе, устраивал представления на уроке для сидящих на задних партах непослушных учеников. Классная комната была продолговатой с тремя рядами двухместных парт, причём третий ряд состоял из двух парт, начинающихся сразу за печкой, которая выступала из стены, так что сидящий за этой партой ученик был скрыт от глаз учителя и при учительском вызове он высовывался из-за печки: сидя или вставая. Как его звали, Иван Петрович не смог вспомнить: этот 18-летний парень пришёл к ним только в начале учебного года и месяца через два исчез – кажется, его забрали в армию.
Так вот, 18-летний оболтус из 6-го «б» класса, расположившись за печкой, доставал из портфеля четвертинку водки, стакан, сигареты и хлеб и ставил всё это на парту. Потом наливал немного водки в стакан, выпивал, закусывал хлебом и затягивался сигаретой. Вырвав несколько листов из тетради, он открывал печь и поджигал эти листки, вытягивая ноги вдоль парты и показывая полное довольствие жизнью. На «камчатке» – так назывались задние парты и их обитатели – конечно, прыскали от смеха, а учитель, ничего не подозревая, вёл урок и если не мог успокоить «камчатку», то выгонял их из класса.
И свои собственные проделки в школе и на уроках Иван Петрович сейчас вспоминал с удовольствием, но такая учёба в школе, конечно, не была целью его школьной жизни. Получается, что и школьные годы, а учился он всего семь лет, прошли бесцельно.
Ну а что было дальше? Дальше был сельскохозяйственный техникум, куда он пошёл учиться после семилетки, однако, целью была не сама учеба на механика сельского хозяйства, а стипендия, которую давали успевающим студентам в размере 160 рублей. А это половина бабушкиной пенсии, на которую они и жили. Так, за стипендию, он и отучился два года из четырёх, необходимых для окончания техникума, достигнув 16-ти летнего возраста.