— И батюшку тоже в счет?

— Его первым делом, чтобы не смущал народ глупостями, чтобы наука другим была.

— Эй, вы чего это обо мне разговариваете? — обеспокоился батюшка. — Не надо меня считать, я не в счет, господи, спаси и помилуй, раба твоего Спиридона-а-а-а! — заныл он, суетливо осеняя себя крестным знаменем.

Смерть ткнула косой в лежащего бомжа и его душа тотчас отделилась от тела.

— Спрашивайте, Иван Васильевич!

Душа бомжа удивленно оглядывалась по сторонам, потом увидала собственное тело, лежащее у ее ног. Наклонилась к телу, попыталась шмыгнуть обратно, но Смерть отогнала ее от тела подальше.

— Сперва на вопрос ответишь, а потом уже обратно в дом!

— Скажите, — обратился Иван Васильевич к душе бомжа, — вы жить хотите? Я имею в виду ту жизнь, в которой находится ваше тело, а не душа! — уточнил он, видя недоумение в глазах души.

— Разве ж то жизнь? Существование. Животное существование. Каждый день жду, чтобы господь прибрал душу.

— А что же сами на себя руки не наложите?

— Боязно! — поежилась душа бомжа. — Да и грех это, самого себя жизни лишать. Не хочется, знаете ли, в геенне огненной вечно гореть.

— Господи, какие предрассудки! — обреченно вздохнула Смерть.

— То есть, как я понял, вы не против того, чтобы умереть в любой момент? — не обращая внимания на высказывание Смерти, уточнил вопрос директор.

— Отчего же не против, я целиком и полностью за! Формально за, — уточнила душа поспешно. — А как же я умру?

— Есть предпочтения? — ухмыльнулся директор.

— Не в том смысле, с детства не терплю боли, даже самой малой. Не хочется страдать, знаете ли. Хотелось бы как нибудь эдак уснуть и не проснуться.

— Легкой смерти хотите?

— Вот-вот, правильное слово — легкой! — обрадовалась душа, словно ей пообещали сладкую конфету.

— Так и будет, — с легким сердцем пообещал Иван Васильевич, догадываясь, что перемещение душ не может быть болезненным для тела.

— Это хорошо-о-о. Вопросик можно?