- Сейчас. Чем скорее, тем лучше.

Мне стало совсем страшно. И она попробовала меня утешить:

- Не волнуйтесь так, мистер Мелори, по-моему с ним все в порядке. И кое-что я ему рассказала.

Я подумал, что все равно должен же я увидеть результат своих усилий, так что открыл своего Бернса на нужном стихотворении и мгновенно оказался в кухне. Родители целовались и это было здорово, по крайней мере отец точно доволен. Он оторвался от мамы и обернулся. Лицо у него стало…трудно объяснить. В его глазах теперь не было ненависти ко мне. Но и с доверием была напряженка. Да я и сам не очень-то верил теперь в то, что все может стать как раньше. Ну, в смысле, что он меня сможет снова полюбить после всех этих месяцев веры в мое якобы предательство. И когда он назвал меня по имени… мне в тот момент захотелось заплакать. Я так долго ждал, что он назовет меня по имени. Все эти восемь месяцев, что он лежал в Мунго, я все время ждал, что вот сейчас он откроет глаза и назовет меня по имени, и я скажу ему «папа». Сейчас это сбылось и я не знал верить ли мне в это, поэтому смотрел на него молча и никак не мог решиться выговорить это, такое желанное слово. Наверное года полтора прошло прежде чем я все-таки решился, и то интонация получилась не очень-то уверенной. Я ведь еще должен был принять во внимание, что мне могут сказать что-нибудь типа: «Знаешь, Дик, ты хороший парень, но у меня месяцев через девять появится родной сын, так что прости и передай извинения сестре, потому что девочку мы тоже планируем». И прошло еще года два с половиной. Прежде чем он все-таки прижал меня к груди, И я смог зареветь с чистой совестью, наплевав на собственный пол и довольно солидный возраст. Все кончилось. Мой отец здоров, верит мне, любит маму, признает меня своим сыном, чего еще желать?! Хорошо, что мне плевать на условности. Я специально спрашивал Сяо-Женя, когда начитался китайских повестей, правда ли, что у них в Китае мужчинам можно плакать? Он сказал, что если причина уважительная, то можно, и никто не смотрит на плачущего мужчину, как на идиота и мямлю. Ну, то есть, это пока магглы не начали американское кино крутить по всем каналам.

- Ты простишь меня за те слова? - спросил он меня. Все возвращается на круги своя. Голос у отца сдавленный до невозможности. Он терпеть не может признавать, что в чем-то виноват, но ему хватает честности признать, что в данном случае все нельзя просто так списать.

- Конечно. Я же понимаю, папа. Тебе казалось, что я над тобой издеваюсь. Ну, так тебе ведь и теплое отношение гриффиндорских студентов примерещилось. А как можно обижаться на то, что тебе кажется, будто твои уроки нравятся гриффиндорским студентам?

- А они?..

- По-прежнему терпеть тебя не могут.

Ей-богу, он вздохнул с облегчением. Я не стал пробовать применить легилименцию, но думаю, что он подумал о мадам Трелони. Потом он вдруг словно вспомнил что-то и сделав насмешливо-строгое лицо заявил:

- Между прочим! Давно конечно дело было, но у меня все случая не было прояснить этот вопрос и задать кое-кому трепку. Какого тебе дьявола понадобилось в хогвартском озере в конце октября месяца?! Ты что, не знаешь, что там нечисти полно, не говоря уж о температуре воды?! Я чуть с ума не сошел, когда заявился зареванный Деметриус и сообщил, что ты при смерти, я уж молчу про то, чем я рисковал воруя у Слагхорна шубу и пробираясь в школу, чтоб дать тебе лекарство! Зачем ты в воду полез? Можешь ты мне это объяснить?

Мне стало ужасно забавно. Это было прямо как в поговорке про старушку и её первый поцелуй.

- А почему ты сейчас спрашиваешь?

- Да вот повода раньше не было поинтересоваться, какого ляда ты накатавшись на каруселях и наевшись мороженного пытался покончить с собой? Что решил, что все хорошее уже случилось и дальше будет только хуже?!

- Да не пытался я покончить с собой. Кто тебе это сказал?

- Поппи. Только не мне, а Слагхорну. Ну, она думала, что Слагхорну.

- Это она со слов Гарри повторила. На самом деле я просто нырял за кольцом.

- За чем?!

- За твоим кольцом. Я узнал накануне от Миртл где оно.

Когда я рассказал, как развел Плаксу Миртл на информацию, родители хохотали до слез и колик в пузе. Мама стонала что-то вроде: «Бедный Гарри!», а отец по-моему просто радовался, что давняя выходка Джеймса Поттера по отношению к нему так красиво замкнулась на Гарри. Я только в тот момент осознал, что получилось и впрямь красиво и пожалуй законченно. На этом можно было закрыть счета: Гарри Поттер и профессор Снейп ничего больше были друг другу не должны.

Отсмеявшись, отец вытер выступившие от хохота слезы тыльной стороной ладони и спросил: