Дитамар прошёлся по шатру, посмотрел на связанного капитана, который наконец-то обрёл своё настоящее лицо, и добавил, задумчиво:
— Королеву не так-то просто убить. Она окружена ашуманскими колдунами. Но ты можешь мне помочь, Альба.
— И чем же? Что, по-твоему, я могу против ашуманских колдунов? Я не колдун, я солдат.
— От тебя, мне нужно только одно — расскажи о её слабых местах.
— У неё нет слабых мест.
— У всех они есть. Твоё же я нашёл, — усмехнулся Дитамар. — Зеленоглазая Кайя… Прелестная маленькая веда… Это была, пожалуй, моя лучшая находка!
— Как ты смеешь?! — генерал поднялся, но тут же наткнулся на направленное в грудь остриё сабли в миг, оказавшейся в руке Дитамара.
Реакция у его врага была молниеносной.
— Угомонись. Твоя дочь абсолютно счастлива с моим братом. Скажи мне спасибо за то, что она не вышла замуж за пузатого купца из Гидэльина. И кстати, у меня есть для тебя письмо от неё, и не только письмо, — Дитамар снял с шеи серебряную цепь с жёлтым кулоном и бросил её в руки генералу. — Зажми этот камень в кулаке и сможешь увидеть свою дочь. Камни хорошо умеют хранить память. Теперь, когда у нас есть ещё один Источник, мы можем создавать и не такие чудеса. Давай же, не бойся, чего тебе бояться теперь, когда я здесь? — Дитамар усмехнулся и добавил тише: — Сожми его в кулаке и подумай о дочери. Я подожду. И, кстати, письмо…
Он достал из внутреннего кармана свиток в кожаном кофре и протянул его генералу, отводя саблю в сторону.
Некоторое время в шатре было тихо, лишь слышно, как ветер беснуется снаружи и потрескивают в жаровне угли.
— Это может быть просто наваждением… Вы — мастера создавать миражи. А письмо… вы могли заставить её написать эти слова, — произнес генерал устало, разжимая кулак.
Казалось то, что он увидел в этом камне, совсем лишило его сил и состарило лет на десять.
— Может быть, конечно, и так. Но где-то в глубине души, Альба, ты уже сложил эту мозаику и сам всё понял. А теперь решай. Что бы ты ни решил — дело, конечно, твоё. Я клещами тянуть из тебя это не буду. Поможешь — не поможешь, мне на самом деле без разницы. Я в любом случае поеду своей дорогой и всё равно убью эту гадюку. А здесь я только потому, что обещал твоей дочери тебя спасти. Вот и спасаю. Но если ты поможешь мне, думаю, это будет правильно по отношению к… Рие.
Это имя, прозвучавшее из уст Дитамара, ударило по генералу словно бичом. Это имя всколыхнуло в душе что-то далёкое и очень болезненное, как будто удар пришёлся по старому сросшемуся перелому, сломав кости заново. Он бросил кулон с жёлтым камнем на сундук и встал. Нервно прошёлся вдоль дальней стены шатра, засунув за ремень большие пальцы рук, а потом сказал:
— Допустим, в твоих словах есть доля правды, но это не отменяет всего того, что совершил Зверь…
— … как и того, что совершили люди королевы под твоим командованием, — закончил за него Дитамар.
— Если это правда — её нужно судить… Только суд рыцарей может судить королей. Суд чести. Нельзя пойти и убить её просто так. Это бесчестно.
— Судить? — глухо рассмеялся Дитамар. — Не слышал ничего глупее! Нет, генерал, я сам буду её судить. Судом чести не судят тех, у кого её отродясь не было. Она украла несколько лет моей жизни, она украла жизни моих братьев и сестёр, и я не доверю суд над ней кучке каких-то болванов в доспехах. Она утопит вас в сладких речах, как щенят в пруду. А потом повесит на Портовой площади. Как ты дожил до седины, будучи таким благородным? Хотя именно благородство часто бывает у подлости на посылках, — усмехнулся Дитамар, но быстро погасил усмешку и снова спросил: — Так ты мне поможешь? Или мы будем говорить о благородстве, достоинстве, чести и рыцарях?
— Я не знаю её слабых мест, — устало ответил генерал, глядя перед собой.