Глава двадцать шестая

Далекие разъехались, близкие остались. Всю посуду еще не успели домыть, всю еду еще не успели съесть, не все взятые взаймы у соседей табуретки вернулись в свои дома… Как же я люблю первый день после праздника! Когда колготки, от которых безумно чесались ноги, уже в мусорном ведре; когда платье, что в середине вечера сдавливало талию, – в корзине для грязного белья; когда прическа… Да ну ее! Никакой прически! Волосы не лежат, они вприпрыжку. Свободная пижама, неспешность в движениях, мыслях, разговорах, горизонтальное положение – вот что такое первый день после праздника. Вчера – заразительный смех, сегодня – тихая улыбка. Вчера – суматоха, сегодня, наконец-то, покой.

Как же я люблю первый день после праздника!

К обеду откроют глаза, к ужину проснутся, к ночи спать уже никто не захочет. И только дедушка Яша и Луи не спят. Чинят качели, которые Александр Ильич вчера сломал, – ему так хотелось выпендриться перед Анной Павловной, что он поспорил с дядей Йосей на то, что сможет сделать на моих качелях солнышко. Ни солнышка, ни качелей. Правда, Анна Павловна разрешила старому щеголю проводить себя домой.

– Когда попривыкнешь, ты уже не таким черным кажешься, – говорит дедушка Яша Луи, пока тот мастерски орудует молотком.

Похоже, вчера деда за праздничным ужином принял не только на грудь, но и Луи принял тоже.

– Брехня, что можно вкрутить себе зубы и не доставать их на ночь? – спрашивает деда у Луи, он стоматолог.

– Почему – ложь? Правда. Хотите? Могу сделать.

– Еще чего! Я что, баба!? – вспыльчиво отвечает дедушка Яша. – Вот только от Фросиных игр с протезами это могло бы меня спасти… Да… – уже тихо говорит он.

Луи спокойно и искренне улыбается в спину деда Яши, понимая, с каким непростым характером его тесть.

К вечеру, когда вся семья проснулась, мы собираемся на покрывалах под орехом потравить манцы и узнать друг друга еще ближе. И вот стемнело. Наконец-то. Папа с дядей Марком меж деревьями натягивают белую простынь, и ночное затишье сменяется тихим гудением фильмоскопа. Яркий, как падающая комета, луч превращает белоснежную простынь в волшебный экран. Слайды. Как же я их люблю! Если бы вы знали, как я их люблю! Я бы рада передать вам словами эту любовь, но слов мало. Это как признаваться в любви и понимать – потрать хоть всю жизнь на объяснения, все равно их будет недостаточно. Радость нетерпения, пока папа настраивает объектив, мой восторг в ту секунду, когда на стене появляется первый кадр, а вместе с ним сказка…