С самого утра Зариной двигали благородные мотивы, благодаря которым она почти неосознанно преодолела половину пути до новой школы. Примерно на середине ее порыв угас, а благородство грустно махнуло на нее рукой. Именно в этот момент на глаза Зарины попались ворота Разбитого парка, за которыми призывно клубился туман. Сквозь дымку едва различались очертания близ растущих деревьев. Ветер проникал и на территорию парка, но каким-то непостижимым образом ветви этих деревьев умудрялись покачиваться абсолютно бесшумно, будто страшась нарушить благоговейную тишину.
Безмолвный парк обещал многое: спокойствие, умиротворенность, изолированность, но главное заключалось именно в наличии тишины. Зарина любила тишину. Извечно тишина повествовала больше правды, чем любой шум в мире. Понравился ей и туман, в избытке имеющийся в парке. Плотные клубы тумана наступали со всех сторон, суля ни с чем не сравнимую обособленность и непроницаемость. На крыше строения посреди Разбитого парка девочка с наслаждением погрузилась в ощущение изолированности, умиротворенности и тишины.
Это была одна из лучших идиллий, пока ее бессовестно не разрушили. Надо же было такому случиться, что безлюдный парк внезапно превратился в не такой уж и безлюдный. Отвратительно громкие визги прорвались сквозь пелену приятной полудремы, и уединение в одно мгновение поверглось в хаос.
Первым желанием было насадить нарушителей на вертел, но вместе со злостью на девочку тут же накатила лень. Такое происходило, когда Зарина приходила к выводу, что ее действия в конечном счете не принесут полезного результата. А если нет пользы в перспективе, лишние движения просто ни к чему.
Возня внизу продолжалась, и Зарина отчетливо поняла, что на сегодня время спокойствия закончено. Она решила отыскать себе какое-нибудь новое место, чтобы побыть в одиночестве, но перед уходом все же взглянула на причину своего беспокойства. Сказать по правде, увиденное ее приятно удивило. Особенно ей понравилась агрессия, которая так и витала в воздухе, но, конечно, в больший восторг девочку привели сами бандиты. Их было не так много, что несколько опечалило Зарину, но зато выглядели они внушительно: здоровые бугаи, на лицах ни намека на жалость, а кулаки размером с кувалду. Идеальный вариант. Совершенный расклад. На стадии совершения аморальных поступков подобных субъектов можно лупить без всяких зазрений совести, от которой, кстати, Зарина особо никогда и не страдала, и при этом есть надежда, что хотя бы эти гориллы продержатся и повеселят ее подольше. Потасовки — хобби номер раз в списке излюбленных занятий младшей Эштель. Теперь, когда противник был оценен по достоинству, искать умиротворения быстренько расхотелось.
После того, как последний из бандитов поцеловался с асфальтом, Зарина испытала разочарование. И это все? Даже на разминку не хватило. Вопящую девицу с хвостиками Зарина сначала тоже хотела от души отметелить, но в последнюю секунду остановилась. Нет, ее не заботило, что девушка, скорее всего, не сможет дать сдачи, не волновало и то, что, судя по всему, та являлась жертвой нападения парней, и то, что девица тряслась от страха и едва сдерживала слезы, — все эти обстоятельства были Зарине по барабану. Ни жалость придержала ее, ни сострадание, а совершенно иное. Как ни странно звучит, Эштель остановил запах.
Зарина всегда считала, что ее обоняние чересчур развито. Иногда она обвиняла в этом вездесущие гены, но чаще одну из стихий природы — Воздух. Да, именно с большой буквы, так как порой девочке казалось, что эта стихия действует как живое существо чуть ли с самой что ни на есть полноценной личностью. Звучит чудно́, но Зарине было не до смеха. Ее обонятельное восприятие периодически бесконтрольно переключалось на новый уровень, который совершенно отличался от основного человеческого чувства обоняния.
Во-первых, все, что воспринимал нос Зарины в режиме «второго уровня» обоняния были лишь сладкие запахи, и, во-вторых, эти запахи олицетворяли собой эмоции, которые испытывали окружающие ее люди. Карамельные ароматы злости, шоколадные ароматы счастья, медовая зависть, запах персика, несущий в себе грустные нотки, ванильная волна истерии в человеческом сердце… И у каждого человека разный запах эмоции: если у одного любовь распространяла в воздухе запах какао, то у другого то же самое чувство доносило до Зарины аромат сладкой ваты. Сотни, тысячи отличающихся ароматов и эмоций, неизменных лишь в одном: все они были удушающе, тошнотворно, приторно сладкие.
И вот здесь подключался Воздух, коварная стихия, любившая сговариваться с ветром. Он послушно приносил Зарине каждую улавливаемую эмоцию, заставляя девочку содрогаться и скрючиваться от обилия «сладости». Она изо всех сил старалась сдержать себя и не давать второму уровню обоняния включаться, но, к сожалению, от нее ничего не зависело. Девочка с ненавистью шипела на Воздух, который тащил ей очередную шоколадную «подлянку» смущения проходившей мимо девчонки, которую впервые позвали на свидание, или миндально-ванильную удушливую страсть парочки, лобызающейся на скамье. Она отмахивалась от Воздуха, ругалась, тряслась, но абсолютно ничего не могла с этим поделать. Эта стихия походила на верного песика, раз за разом приносящего кинутый мячик, но не понимающего, что игра с ним не доставляет удовольствие хозяину.
После отключения усиленного обонятельного режима во рту Зарины оставался привкус всех почувствованных сладостей, отчего хотелось блевать еще больше. В такие моменты девочка вливала в себя несколько бутылок лимонной воды подряд, чтобы избавиться от сладкой гадости. Она терпеть не могла сладкое…
В тот самый миг в Разбитом парке, когда Громила уже был сбит с ног, а Зарина сосредоточила внимание на Эни, вновь без предупреждения включился ее обонятельный режим. Тут же на нее нахлынула ненавистная сладость. Кроме Громилы, лежащего в отключке и поэтому не имеющего возможности испытывать что-либо, все бандиты источали ароматы гнева, раздражения, удивления. Кто-то даже чувствовал испуг, но в смешении чужих запахов Зарина не могла сразу сообразить, кто это был.
Снова переплетенный клубок сладости ударил по восприятию, и Зарину затошнило. Но внезапно нос учуял новый аромат. Едва различимый и потому не бьющий со всей силы по преграде, которую девочка пыталась воздвигнуть между собой и чужими эмоциональными ароматами. Этот новый запах напоминал аромат пряной паприки, перележавшей в непроницаемом пакетике. В отличие от запахов бандитов, похожих на сумасшедшее хитросплетение вечно дергающихся и подвижных нитей, новый аромат казался натянутой струной — неподвижной, спокойной, стабильной, надежной. Зарина с интересом разглядывала бледную испуганную девушку перед собой, удивляясь, как это она может пахнуть так… ненавязчиво. Один единственный запах на все эмоции. Никаких смешений, никакой путаницы. От девушки исходили страх, радость, любопытство, почему-то сильная симпатия и чуть-чуть ощущение торжества. Много эмоций, но один аромат, отдающий паприкой. Он словно воплощал в себе вселенскую стабильность и надежность. Такое сочетание Зарина встречала лишь у своего старшего брата Лауса, от которого также всегда исходил один-единственный пряный аромат.
Это обстоятельство и сдержало порыв Зарины вдарить кулаком меж глаз крикливой клуше. Ну, возможно, еще этот ее умилительный лепет по типу «я тоже люблю тишину». В общем, Зарина посчитала девицу забавной и переключилась на более интересные вещи — на ошарашенных бандитов. Еще забавнее Эни Каели показалась ей, когда пыталась самостоятельно спастись от белобрысого лидера банды и продемонстрировала недюжинные пинательные рефлексы. А уж как эта пискля скрылась от бандитского подкрепления — просто песня!
После посещения Разбитого парка Зарина заметно повеселела. Визжащая девица с дурацкой детской прической стала неплохой заменой кофе и утреннего цирка одновременно. Настроение портил лишь оставшийся во рту сладковатый привкус — последствия работы особого обонятельного режима. Желание посетить школу так и не возникло, поэтому девочка направилась к ближайшему перекрестку, где на углу располагалось небольшое интернет-кафе. В своем доме семья Эштель так и не провела Интернет, поэтому, чтобы пользоваться Всемирной Сетью, Зарина частенько зависала в этом кафе.
У двери ее встретил Ник, единственный работник кафе. На вид парню было около двадцати пяти лет. Он был отчаянно кудряв, чрезвычайно рыж и столь же шибко покрыт веснушками. Едва Зарина появилась в дверях, Ник тут же привычно начал приставать к ней:
— Где тебя носило, солнце мое ясное? — с пафосом вскричал парень, пытаясь вцепиться в ее руку.
— Открывала новую плантацию коки, — буркнула Зарина, уворачиваясь от объятий.
— Тебя посадят, солнце мое, — мурлыкнул Ник. Неудачная попытка не выбила его из колеи. Он широко улыбнулся и встал за кассу, отбив девочке чек на получасовую работу с Интернетом.
— Хоть отожрусь на халяву, — пожала плечами Зарина, прислонясь спиной к стене напротив стойки, где Ник уже намешивал ей лимонную водичку. Так у них повелось: Зарина приходила, работала с Сетью ровно полчаса, а парень за это время делал ей не менее трех высоких стаканов цитрусового коктейля.
— Приходи почаще, солнце, — чмокнул губами Ник. — Я скучаю.