— Все равно. — Отчеканил Озеров. — В следующий раз не бродите одна. — Он подвел ее к подъезду и отпустил руку. — И бросьте эти ваши глупости со знакомством в сети. — Наткнувшись на ее пытливый взгляд, профессор прочистил горло и добавил: — Лучше уделите это время учебе. Вам еще зачет сдавать на днях.
— Это я умею. — Грустно сказала студентка.
Она открыла дверь, и свет из подъезда осветил их лица.
— Всего доброго. — Хрипло сказал мужчина, разглядывая ее.
Кожа девушки была нежной и бархатной, на щеках играл легкий румянец. Мерцающий в темных волосах свет мягко струился вниз по ее лицу и касался полных, припухших губ. Глаза девушки, смущенно смеясь, вдруг обожгли его, и Озеров ощутил, как жар, распространившись по телу, прицельно ударил прямо в низ живота.
— И вам. — Тихо ответила она.
Вот тут выдержка и подвела строгого профессора. Он сам не понял, как его руки оказались на теле молоденькой студентки, а губы жадно впились в ее приоткрытый рот.
4
Ольга за вечер перенервничала так, что хватило бы на десятерых. Сначала весь день готовилась к встрече: принимала душ, делала депиляцию, выбирала наряд, укладывала волосы. Потом несколько раз порывалась уйти из кафе, опасаясь, что нарвется на маньяка, а в итоге, поняв, что никто не придет, в отчаянии замахнула коньяку.
Это и стало ее фатальной ошибкой. Для совершенно не пьющего человека даже небольшая доза, принятая на голодный желудок, оказалась весьма существенной. В тот момент, когда профессор Озеров подошел к ней в кафе, девушка была крайне разгорячена эмоциями. Потому и болтала, как заведенная, о том, о чем следовало бы помалкивать перед грозным преподавателем. А теперь, когда немного проветрилась по дороге домой, Алексеева вдруг осознала, что вела себя неподобающе, и ей стало жутко стыдно.
— Всего доброго. — Прохрипел он.
Глядя на Озерова, Ольга впервые призналась самой себе, что вечно хмурый, суровый профессор отчаянно, почти до дрожи в коленках ей нравился. И теперь, когда они стояли наедине в полутьме, укрытые лишь козырьком подъезда от бушующей стихии, она больше не думала о том, что ее свидание с незнакомцем не состоялось. Ведь произошло что-то совершенно иное: Алексеева вдруг впервые отважилась и подняла на него взгляд.
Сделала то, чего не позволяла себе в университете. Посмотрела ему в глаза. Да, ей было стыдно, но еще больше — интересно. Ведь девушка впервые видела его не железным дровосеком, или Роботом, как его втайне величали ее сокурсницы за непробиваемость и беспощадный нрав. Она увидела в нем Мужчину. Живого, сильного, излучающего магнетизм. Притягательного, уверенного в себе и порочного. Одним взглядом зеленых глаз заставляющим ее дрожать от страха и желания.
— И вам. — Тихо обронила она, потупив взор.
И только собралась позорно сбежать от того, что натворила, как Озеров сделал шаг вперед, стиснул ее в своих объятиях и жадно поцеловал.
Боже, он реально целовал ее… Властно, настойчиво, жадно. Вжимал в холодную кирпичную стену, льнул своим горячим телом к ее телу, терзал руками ее лицо, шею, спускался ниже — к талии и затем к бедрам. Ольга задыхалась, отдаваясь внезапно нахлынувшей страсти, и отвечала ему с горячностью прожженной распутницы. Девушка сама себя не узнавала.
Ей казалось, что там, где пальцы профессора касались ее кожи, оставались следы от ожогов. А когда руки мужчины нетерпеливо переместились к ее ягодицам и крепко сжали их, с губ девушки сорвался хриплый стон. Это было так восхитительно, что она больше не могла себя сдерживать.
В эту секунду Оля даже не думала о том, что это ее преподаватель. О том, что их, возможно, могут видеть соседи или те парнишки, сидящие на лавке. Девушка просто нырнула с головой в раскаленную, как магма, пылающую страсть. Она буквально растворилась в его запахе, в этих сильных мужских руках и больше не чувствовала грешной земли под ногами.
Горячий язык Озерова то мягко скользил у нее меж губ, то снова требовательно врывался внутрь и проникал глубже. Ольга не могла знать наверняка, что именно чувствует женщина, занимаясь сексом с мужчиной, но в это мгновение она поняла, что хотела бы, чтобы это происходило так, как сейчас в этом поцелуе — так дерзко и сладко, что почти больно.
До дрожи, до прикушенных губ и лихорадочных неловких ударов зубами друг о друга. Так, чтобы отчаянно бьющееся сердце трепетало в ее груди и заглушало своим стуком любые другие звуки, и чтобы всё тело сводило от нестерпимого, неконтролируемого желания.