III

Двумя великими последователями Адама Смита в духе главенствующей традиции стали Давид Рикардо (1772–1823) и Томас Роберт Мальтус (1766–1834). Вместе со Смитом они составили троицу основоположников экономики как науки, по крайней мере так считается в англоязычном мире. Рикардо с полным правом может претендовать на звание человека, указавшего направление развития экономики, поскольку он первым придал экономической науке ее современный вид – рассмотрел факторы, оказывающие влияние на цены, ренту, заработную плату и прибыль, и создал теорию, которая верой и правдой служит экономистам и поныне. И марксисты, и не разделяющие воззрений Маркса экономисты – все в равной мере были и остаются у него в долгу.

Стараниями Рикардо и Мальтуса идея о тяжелых лишениях и глубине неравенства сделалась одним из основных экономических постулатов. Да, их выводы никогда не принимались безоговорочно. Но оговорки – это всего лишь оговорки. Именно Рикардо и Мальтуса имел в виду Карлайл под «почтенными профессорами мрачнейшей из наук», как в 1850 году он назвал экономику, которая так до конца и не избавилась от этого определения – ведь не столь уж оно и незаслуженное.

О Мальтусе необходимо сказать отдельно. На протяжении всего XIX столетия и до настоящего времени он был более всего – и чуть ли не исключительно – известен как автор «Опыта закона о народонаселении». И хотя Мальтус выдвинул немало других важных для экономической науки идей, которые были заново открыты много позже, запомнится он прежде всего своими взглядами на демографию.

Численность мирового населения естественным образом ограничена возможностью его прокормить. Любое увеличение запасов продовольствия привело бы, по мнению Мальтуса, к увеличению числа потребляющих его людей. Ограничить рождаемость способна только крайняя нужда. В результате человечество всегда будет жить на грани голода. В поздних редакциях «Опыта закона о народонаселении» Мальтус всё-таки сделал оговорку: рост народонаселения, который возникает в случае, если доходы превышают прожиточный минимум, можно было бы сдерживать с помощью «нравственного воздержания», а также, хотя это и звучит несколько двусмысленно, «пороков». Иными словами, люди могли бы неопределенно долго сохранять уровень жизни выше прожиточного минимума, и вероятность такого развития событий повышается в том случае, если на помощь воздержанию и порокам придут эффективные противозачаточные средства. Но, как и в случае с Рикардо, все оговорки Мальтуса потерялись на фоне основного тезиса – неизбежности массовой бедности. При этом важная особенность заключается в том, что для большей части государств мира этот основной тезис был неизменно в силе, а оговорки особого значения не имели. В Азии такая ситуация по большей части сохраняется и сейчас. Тут можно еще отметить, что Мальтус был профессором политической экономии в Колледже Ост-Индской компании в Хейлибери, кузнице кадров для дальнейшей работы в Индии.

Поскольку большинство людей его времени практически постоянно пребывали в бедности, неудивительно, что Мальтус в целом совершенно спокойно относился к собственным выводам и не считал нужным предлагать какие-либо рецепты для исправления ситуации. (Он ограничился призывом увеличивать возраст вступления в брак, а также рекомендовал, чтобы во время брачной церемонии жениха предупреждали, что ответственность за пропитание детей, рожденных в брачном союзе, всецело возлагается на супруга, а не на государство, и что наказанием для родителей за избыточное число детей может стать нужда.) «Мрачная и унылая интонация, столь характерная для всей экономической теории девятнадцатого века, в немалой мере является наследием Мальтуса»[25].

IV

И Адам Смит, и Мальтус тяготели к обобщенным показателям развития страны, то есть к поиску движущих сил, способствующих национальному обогащению. В то время как Мальтус стремился показать, как рост национального благосостояния может быть впустую растрачен из-за взрывного всплеска рождаемости, ни тот ни другой мыслитель, по большому счету, не задумывался над тем, как именно происходит распределение плодов, которые приносит экономика, между различными гражданами и классами общества. Зато этот предмет более всего интересовал Давида Рикардо. Каковы законы распределения продукта или дохода между землевладельцами, предпринимателями и рабочими? «Вы полагаете, что политическая экономия является исследованием о природе и причинах богатства; я думаю, что ее следует скорее назвать исследованием о законах, на основе которых продукт труда распределяется между классами, участвующими в его создании[26]. И вот эти самые законы в формулировке Рикардо на деле означали чудовищное неравенство.

Подобно Мальтусу, Рикардо рассматривал население как зависимую переменную – его численность «регулируется фондом, назначенным на доставление ему занятий, и, следовательно, всегда увеличивается или уменьшается с увеличением или уменьшением капитала»[27]. С повышением благосостояния и производительности людей становится всё больше – в отличие от земных угодий, способных всех этих людей прокормить. И землевладельцы получают возможность увеличивать свои прибыли при прежнем качестве земли благодаря ее растущей дефицитности. В то же время, с точки зрения Рикардо, прибыль и заработная плата вступают в прямое противоречие на почве раздела остаточного продукта. Увеличение прибыли означает, при прочих равных, автоматическое снижение зарплаты, а увеличение зарплаты – неизбежную потерю части прибыли. С другой стороны, «всякое повышение прибыли способствует накоплению капитала и дальнейшему возрастанию населения и ведет поэтому в конечном счете, по всей вероятности, к возрастанию ренты»[28]. Эффект от столь тесной взаимозависимости очевиден. Если страна хочет получить прирост капитала и дополнительный продукт, прибыль должна быть высокой. Но чем больше продукта, тем выше численность населения. А значит, растет спрос на продукты питания, наличие доступных сельхозугодий снижается, и в результате землевладельцы к собственной выгоде повышают арендную плату. Иными словами, если есть поступательное движение вперед, капиталисты процветают, да и землевладельцы не могут удержаться от присвоения плодов прогресса. А жертвой неизбежно становится весь простой народ. Рикардо подытоживает эту перспективу в одном из самых цитируемых в мировой экономической литературе отрывков: «Как и все другие предметы, которые покупаются и продаются и количество которых может увеличиваться или уменьшаться, труд имеет свою естественную и свою рыночную цену. Естественной ценой труда является та, которая необходима, чтобы рабочие имели возможность существовать и продолжать свой род без увеличения или уменьшения их числа»[29].

Таков был «железный закон» заработной платы. Подобно Смиту (и Мальтусу в вопросе о численности народонаселения) Рикардо дополнил свой тезис оговорками. По его мнению, в «прогрессирующем» обществе рыночная зарплата может превышать естественную сколь угодно долго, и, будь Рикардо до сих пор жив, он бы с легкостью показал, что условия, необходимые для соблюдения сформулированного им «железного закона», неукоснительно соблюдались и соблюдаются начиная с 19 апреля 1817 года – даты выхода в свет его «Начал политической экономии и налогового обложения». Истина редко способна угнаться за ложью, но у нее вырастают крылья, когда ей приходится состязаться с дерзкими и недоказанными заявлениями. И «железный закон» заработной платы, во всей его бескомпромиссности и ясности, стал неотъемлемой частью интеллектуального капитала человечества.

Более того, как и в случае с Мальтусом, ничего поделать с этим было нельзя. В результате проделанного анализа Рикардо сделал следующее наблюдение, близкое к неопровержимому: «Таковы, следовательно, законы, которые регулируют заработную плату и управляют благосостоянием наиболее значительной части всякого общества. Так же как и при всяких других соглашениях, размеры заработной платы должны быть предоставлены частной и свободной рыночной конкуренции и никогда не должны контролироваться вмешательством законодательства»[30]. И ведь некого в этом винить.

Рикардо не упускал случая посетовать, что Мальтус несправедливо обвиняет его во враждебности к землевладельцам: «…И по высказываниям г-на Мальтуса можно предположить, что я считаю землевладельцев врагами государства»[31]. Действительно, землевладельцам просто повезло, что они получили в наследство землю, и они естественным образом, пассивно получают от этого выгоду. Таково было положение дел. Таково и наследие, оставленное нам Рикардо.

У Адама Смита мы находим множество противоречивых формулировок и неясностей. Погрешности имеются и в логике Рикардо даже применительно к рикардианскому миру. Его трактовка капитала и прибыли оставляет желать лучшего. Он слишком увлекся вопросами землевладения буквально накануне того исторического момента, когда в результате открытия Нового Cвета земельный вопрос стал утрачивать свою значимость, характерную для прошлых веков. Однако экономисты никогда не подходили настолько близко к пониманию современного им мира, как это сделали Смит, Рикардо и Мальтус. Никто из них не сковывал себя какой-нибудь одной теорией. Они решительно порвали с той расхожей мудростью, которая была характерна для общества традиционализма и меркантилизма. Смит, Рикардо и Мальтус отказывались потакать общественному мнению. В результате родилось потрясающее по своей внушительности научное описание мира, каким он предстал перед взорами этих экономистов, и рекомендованные для него рецепты оздоровления.

В мире, столь долго страдавшем от бедности, не было ничего важнее, чем добиться наконец устойчивого повышения благосостояния. Рецепт – освободить людей от ограничений и опеки феодально-купеческого общества и дать им самим позаботиться о себе – был здравым, поскольку он уже успел оправдать себя. Возникший в результате мир был немилосерден к людям. Многие сильно пострадали и далеко не все выжили под грубой и непредсказуемой властью свободной конкуренции и рынка. Но ведь во все времена люди во множестве гибли по самым разным причинам. А теперь хотя бы часть из них подошла к процветанию – и это главное. В центре внимания оказались не угрозы и удары судьбы (когда их не было?), а открывающиеся возможности. Во всяком случае, бороться с неравенством считалось бесполезным, поскольку его причина кроется не в изменчивых общественных институтах, а в биологической природе человека. И это было как нельзя кстати, так как позволяло исключить вмешательство государства, гарантировавшее свободу предпринимательства.

На удивление немногое из того, что волновало экономические круги того времени, осталось за пределами рассмотрения и анализа. Потому нет ничего удивительного в том, что внешне столь завершенная и практичная система, которая проходила проверку при столкновении с окружающей действительностью, оставила неизгладимый след в умах людей.

V

На протяжении тридцати лет после смерти Рикардо развитие экономики продолжалось строго в русле заложенной им традиции. Менее значительные авторы совместно с добросовестным и безмерно эрудированным Джоном Стюартом Миллем отточили, доработали и систематизировали идеи предшественников. Всё их внимание было сосредоточено на обществе со свободной рыночной экономикой, которое регулируется исключительно рынком, а не государством. В континентальной Европе рассуждали о социализме, а в Англии и в целом в мире англосаксонской традиции идея рынка была практически полностью взята за аксиому.

Затем, к середине века, в стане экономистов из числа идейных наследников Рикардо произошел глубокий раскол.

Главенствующая традиция продолжала развиваться прежним курсом и вплоть до наших дней составляет основание экономической мысли. Она придала ей системность и преемственность и очень далеко продвинулась в объяснении экономической жизни общества. А вот радикально левым ответвлением, но в той же степени обязанным своим возникновением Давиду Рикардо, стала революционная традиция Карла Маркса. С тех пор марксистское учение составляет серьезную конкуренцию главенствующей традиции в формировании воззрений на экономическую жизнь и одновременно оказывает на нее мощное влияние.

В данной книге не ставится целью проследить эволюцию отдельных идей. Такая задача будет стоять у других работ и даже, вероятно, у других авторов. Здесь же перед нами стоит задача увидеть, как экономической науке видится отдельный человек и его судьба. Между миром по рецептам Рикардо и миром по Марксу в этом отношении особых различий нет. И в первом, и во втором случае, если не препятствовать полному воплощению этих учений в жизнь, будущее отдельно взятого человека вырисовывается крайне опасным и безысходным. Разница между ними состояла в том, что Рикардо и его ближайшие последователи полагали, что их учение выживет, а Маркс на это не рассчитывал. Но что касается Рикардо, то живучесть его системы была обусловлена отнюдь не тем, что она якобы служит рядовому человеку. Вовсе нет. Его система выжила лишь потому, что у нее не было очевидной альтернативы, не говоря уже о более приемлемой. Любые попытки модификации его системы приводили к снижению ее эффективности.