«Выходит, они положили нас, зная, что мы люди?!» — скакали в голове мысли. Это открытие пугало больше всего: ещё несколько минут назад казалось, что этого не может быть, что каких-никаких, а граждан Европейской Федерации и Свободного Мира не могут вот так просто, как мутантов, перестрелять солдаты.

Кстати. Солдаты? А почему форма на них какая-то не такая? Что там, вообще формы нет! Кто в камуфляже без знаков различия, кто в спортивном костюме, один просто в кожанке и старомодных джинсах. И оружие у них какое-то не такое. На вооружении армейцев стоят плазмострелы, а не этот утиль! Ладно, допустим, современное оружие полагается только контингенту на Луне да элитным частям Резерва Генерального Командования, а остальным достаётся старый, ещё пороховой огнестрел. Но, во-первых, солдаты блокпостов вокруг Зоны вооружены куда более современным, притом американским оружием, а во-вторых… Во-вторых, где форма, знаки различия — то, без чего армия не армия, а толпа вооружённых мужиков? Создаётся впечатление, что ребятки и не патрулировали, а…

Осознание простой, в общем, истины бросило в холодный пот. Вот именно! Нападавшие — а такие же гражданские, как он сам. Разве что чуть побогаче, сафари в Зоне наверняка забава не из дешёвых. И приехали они сюда не патрулировать, а охотиться. Последнее объясняло всё, в том числе лихую штыковую атаку. «Золотой молодёжи» Свободного Мира стало скучно и захотелось острых ощущений. Значит, они его не выпустят. Если он вернётся Туда и расскажет, что в Зоне расстреливают настоящих людей, шум дойдёт до Европарламента. Сдаваться нельзя. Остаётся одно… Он нацелил автомат на дорогу и приготовился ждать. Вряд ли ребятки будут ломать руки-ноги в руинах. Пойдут по самому удобному пути, как шёл он сам. Обхода не будет, и то ладно.

«Ты что же, собрался стрелять в граждан Федерации? Вот просто так — взять и стрелять? — некстати проснулась та часть сознания, которая осталась от законопослушного гражданина, изучающего искусство войны не на поле боя, а в архивах. — Это уже не необходимая самооборона, это уголовщина!» Впрочем, если его убьют, Там никому не будет дела. Значит…

Панические мысли прервали отблески фонарей — похоже, передышка кончилась. Убийцы решили, что огневой налёт или достал беглеца, или тот забился в какую-нибудь щель, и стрелять не будет. На всякий случай, почти вслепую, пустили пару длинных очередей. Не достанет, хотя бы на рикошете, так посечёт бетонной крошкой, не даст спокойно целиться из трофейного автомата. Не посечёт, всё равно вышибет из колеи. В любом случае, прицельно стрелять парень не сможет. Эрхард не умел читать их мысли, но ход рассуждений враов был понятен. Ещё отблеск Эрхард увидел справа, и ещё два — слева. Помня, что у обидчика автомат, нападающие пытались маскировать фонари — но у них не очень получалось. Привыкли с лязгом и грохотом разъезжать на своей броне и отстреливать безоружных мутантов!

Наконец, ночные убийцы успокоились. Рослая фигура, едва различимая на фоне всё того же могильного мрака, показалась в проёме между развалинами. Махнула рукой… Или показалось? Подбежал ещё один враг, потом второй. Осторожно осматриваясь и поводя стволами, трое двинулись вперёд. Одновременно, перевалив колесом через груду битого кирпича, заросшую слизью и копотью, сзади подъехал бронетранспортёр.

Момент, когда все трое оказались в узком проходе между остовами каменных стен, настал. «Ну, получайте…» Автомат дёрнулся, сильной рыбиной ударил в плечо, уши, только что пережившие целую канонаду, почти не услышали грохота, зато блеск выброшенного из старенького ствола пламени едва не ослепил.

Эрхард поторопился, вдобавок взял прицел чуть выше и левее, чем следовало. Но для человека, впервые в жизни стрелявшего из автомата, отстрелялся неплохо. Восемь из двенадцати пуль бесполезно унеслись в ночную мглу, две высекли искры о броню БТР и так же бессмысленно срикошетили в грязь. Ещё две почти по касательной ударили в обшарпанную стену. Вот они и оказались самыми везучими. Первая, оставив на склизкой стене светлую отметину, ужалила в ногу третьего, самого заднего автоматчика. Отчаянный вскрик и ругательства, падение тяжёлого тела в грязь… Но прежде, чем остальные успели обернуться на вскрик, последняя пуля ударила чуть выше предшественницы. Наверное, она зацепилась за что-то твёрдое, развернулась в полёте — и закувыркалась в воздухе со всей нерастраченной энергией, на доли секунды обратившись в адскую газонокосилку.

Мужчина ничего не успел понять. Брызнула кровь, ошмётки мяса, осколки перемолотых шейных хрящей. Пуля почти отрубила голову, от шеи остался лишь чудом уцелевший лоскут кожи. Обильно брызнув в глаза третьему кровью из перебитых артерий, обезглавленное тело завалилось на соседа. Ничего не видя и не понимая, зато слыша отчаянный вопль сзади, да ещё придавленный тяжёлым телом, «турист» потерял голову от страха. Ещё бы не испугаться: он ведь шёл охотиться на безоружных, настрелять мутантов, сколько указано в лицензии, и домой, делать чучела. А вместо этого — двое убитых, один… То ли раненный, то ли тоже того, пока не поймёшь. Да и с глазами-то что стало? Ни хрена не видно!!! А-а-а!!!

Вопль, уже не боли, а ужаса вспорол мглу, лязгнуло отброшенное оружие, загонщик метнулся куда-то в сторону. Вскоре вопль ужаса перешёл в хриплые стоны боли и ругань. Немудрено: сам Мэтхен даже днём ни за что бы не полез в этот каменный хаос, из которого там и сям торчат ржавые арматурины, а многие склизкие камни так стронуть с места. Лучшее, что могло случиться там с беглецом — перелом ног. Можно и свернуть шею впотьмах. Пулемёт броневика снова зашёлся в злобном рёве — но пули бессильно визжали над головой Мэтхена. Теперь очередь пугала меньше: Мэтхен понял, что очереди вслепую почти безопасны, только если совсем не повезёт…

Ничего, теперь он знает, как целиться, и положит пули, как надо. Обойти тут нельззя, а садить из пушек-пулемётов можно до бесконечности. Ребяткам придётся лезть по одному — мишени получатся что надо. Мэтхен сам дивился собственной злой радости, будто почёрпнутой у Забойщика. Сейчас она была к месту, она, как панцирь, защищала от накатывающей паники.

«Бегом отсюда! — снова яростный, полный силы и власти голос. Кто бы ни был этот вещун, приказывать он умел. — Вон тропа, сейчас покажу! Пробежишь полкилометра — будет люк. Спустишься. На поверхности выловят, как только рассветёт».

Парень осторожно выполз из бетонного «домика», петляя в развалинах, помчался во мрак. Вовремя: там, где остался враг, прозвучало что-то новое. Это был не рёв автоматической пушки, не басовитый грохот пулемётов, даже не относительно тихий лай автоматов. Что-то протяжное, воюще-шипящее. Над развалинами поднялся мутный во мраке огненный ком, описал огневеющую дугу — и упал под плиты. Миг было тихо, потом на месте недавней лёжки вспух бесформенный ком огня, расшвыривающий обломки. Упругая воздушная волна, клочья склизкого мха, бетонное крошево сыпались повсюду, пара довольно крупных камешков больно ударили в спину. Уплотнившийся, горячий, пахнувший сгоревшей взрывчаткой воздух заставил посунуться вперёд, Эрхард едва не потерял равновесие, но сумел удержаться на ногах. В ушах звенело от грохота, по щеке из длинной царапины стекали капельки крови, сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вылезет горлом, и улетит, как голубь, выпущенный на волю. Лёгкие судорожно втягивали сырой, зловонный воздух, но его не хватало, отчаянно не хватало.

«Здесь! — раздалось в голове. — Прыгай!» Мэтхен едва успел затормозить перед чёрным, ещё чернее окружающей мглы, провалом. На такое расстояние не могли добить даже установленные на машинах прожектора, выстрелы доносились глухо и совсем не страшно… Надо же, они ещё утюжат развалины, вот идиоты! Прыгать в неизвестность не хотелось, а ужас уже не давил на сердце с такой силой. Но ноги Мэтхена сами сделали шаг — и он ухнул вниз.

Эрхард не успел даже испугаться, когда ноги с плеском ушли в воду. На этот раз именно воду: такой чистый, звонкий плеск может издавать только настоящая, без мерзкой химии, вода. Конечно, пить её он бы всё равно поостерёгся, Зона быстро приучила не доверять ничему. Но смыть покрывшую тело и начавшую подсыхать едкую дрянь было неплохо. Холодная вода бодрила, смывая накопившуюся усталость. Зато Мэтхен обнаружил, что зверски голоден. В том доме осталась еда отряда, вряд ли убийцы на неё позарились — но вернуться туда он не сможет ни за какие коврижки.

Мэтхен выбрался из глубокой лужи, неуверенно замер. Можно подняться наверх, но наверняка не за горами рассвет, а значит, поиски посмевшего сопротивляться. Идти вглубь, в неизвестность, в абсолютном мраке, хотелось ещё меньше. Не зная, что делать, и как быть, Мэтхен устало опустился на камень. Присутствие неведомого союзника, то ли мага, то ли экстрасенса, сейчас не ощущалось. Обступившая тьма стала абсолютной и непроглядной, молчали и другие чувства. Даже звук моторов и стрельба стихли, прекратился, наконец, ядовитый дождь. В измученном дневными заботами мирке Резервации воцарилась могильная тишина. И не было рядом Забойщика, злого и властного, но справедливого и знающего, что делать. Не было вообще никого. Сознание, что он, мирный, никогда не бывавший даже на барбекю книгочей оказался в кошмарном мире мутантов один, нагоняло смертную тоску.

Когда отпустило напряжение, Мэтхен прикинул обстановку. Итак: он в Зоне первый день, но уже дважды его пытались убить. На местных он и зла не держал, просто они тоже хотели есть. Хуже ни на чём не основанная, беспричинная жестокость соотечественников. У себя дома они мирные обыватели, мужья, братья, отцы, сыновья. По воскресеньям ходят в церковь и жертвуют деньги приютам. Ходят на демонстрации в поддержку кошечек и лесбиянок. Болеют за футбольную команду своих городов и с кружечкой пива в руке глазеют на матч по инфоцентру. Любят жён, но не забывают и любовниц, на работе прогибаются перед начальством и орут на подчинённых. Словом, ведут нормальную цивилизованную жизнь. Но под слоем цивилизации — теперь Мэтхен это знал — прячется кровожадный, но в то же время трусливый зверь, любящий кровь и смерть. Конечно, если кровь и смерть — чужие. Забойщик-то догадывался — но и он поддался вредной иллюзии, что в мире мутантов все люди — заодно. Врёшь, парень, никак не заодно. Нельзя быть заодно с трусливой, но кровожадной, и потому смертельно опасной мразью.

Когда напряжение схватки отпустило, усталость навалилась огромным пыльным мешком. Не привыкшие к подобным издевательствам мышцы ныли, саднили многочисленные порезы: осколки оцарапали сильнее, чем казалось в горячке боя. Даже тяжесть висящего на плече автомата больше не придавала уверенности, старинный агрегат мало что значил против бронемашин, не говоря уж о современной, оснащённой энергетической бронёй технике. А ничего больше нет — даже одежда за день превратилась в вонючие мокрые лохмотья.

Но каким бы разбитым он себя не чувствовал, чувство голода сильнее: теперь раздувшаяся крыса в ручье заставляла течь слюни и недовольно бурчать — желудок. Больше, чем есть, хотелось только пить: последний раз он наслаждался нормальной водой ещё Там. И, если на то пошло — почему совсем не чувствуется отравление? Уже немало дряни, которой полон здешний воздух, осело в лёгких. Вон, как бедняга Александр мучился, не дай так Бог никому!

Но отсрочка вышла короткая: если не удастся найти еду, дня через три он ослабеет и станет беззащитен. Впрочем, нет — холод и жажда прикончат раньше. А радиация и разлитая в воздухе отрава внесут свою лепту…