— Павел Андреевич, я не пацан. Я все понимаю, — перебил его Петр и, потупив взгляд, сказал: — Извините за вчерашнее, вел себя как последняя…
— Перестань!
— Обещаю, заднего хода не будет. Я пойду на задание.
— Другого ответа я от тебя не ожидал, — в голосе Рязанцева зазвучали теплые нотки, и суровые складки, залегшие у губ, разгладилась.
Он деловито зашелестел документами, нашел лист со списком сотрудников абвергруппы-102, с данными, которые удалось собрать контрразведчикам, и, потрясая документами в воздухе, спросил:
— Что скажешь об этом зверинце?
— Клейма негде ставить. Ненавижу! Попадись мне, убил бы на месте! — глаза Петра гневно сверкнули.
— А вот это для разведчика уже плохо. Ненависть — плохой советчик. Запрячь ее подальше.
— Как? Понимать — понимаю, а сделать… — Петр развел руками.
— Надо, Петр Иванович. Абверовцы — они, как те собаки, которые чужака за версту чуют.
— Ну вот, а мне с ними в одной стае бегать, да еще подвывать. На этом и боюсь сорваться.
— С таким настроем — да, но… — Рязанцев задумался, а затем огорошил: — Помнишь, в сороковом тебя вызывали в особый отдел по недостаче на складе ГСМ? — и, не услышав ответа, спросил: — Что тогда было на душе?
Петр помрачнел и глухо сказал:
— Не хочу даже вспоминать.
— А все-таки?
— Честно?
— Конечно!
— Всяко бывает. Как говорится, в семье не без урода. Но дело не в нем, а в тебе. Так все-таки, что думал? — возвратился к своему вопросу Рязанцев.
Петр замялся.