«Вылетели мы тогда нормально. Осадков не обещалось ещё на неделю вперёд. Группа долго собиралась, потому что таким составом они выдвигались впервые. Насколько я могу судить. Там у них двое новых институтских, а также одна женщина. Тоже первый раз. Долго грузили оборудование, треноги эти все… Ждали, пока привезут ДММГ (датчик мобильный метеорологический гидротермальный). С ними всегда были определённые проблемы. Ну и вот, грузились по времени бог знает сколько. Казак, это был мой второй пилот, тоже тогда сильно нервничал. Как и я, кстати. Мы должны были обернуться до темноты. Собирались отправиться после обеда, вылет запланировали на два часа, но сначала ждали всю технику. Потом ещё эта дама ушла, не подписаны оказались кое-какие документы. Отправились после пяти вечера. Летели над Торфянкой, пока не увидели лысое пятно Красной поляны. Честно признаться я поначалу отказывался лететь, но Захаров всё же меня уговорил. Всегда умел быть убедительным, старый пёс.

В салоне велись жаркие споры о том, кто и что слышал относительно Красной поляны и почему она носит такое название. В основном все сходились во мнении, что название связано с обильно цветущим на поляне иван-чаем, имеющим розово-красные цветки. Но большее внимание уделялось, конечно же, даме из конторы, что оплачивала экспедицию Захарова. Контора оплачивала, не дама. На вид ей было лет тридцать пять, может чуть больше. Брюнетка. Её засыпали разными вопросами, выспрашивали информацию об организации, кто-то даже умудрился спросить не замужем ли она. Научники, что с них возьмёшь.

Подлетая к поляне никто ничего странного не заметил. Я посадил вертолёт возле леса, где травы было поменьше. Группа высадилась, мы помогли им выгрузить оборудование, попрощались со всеми и вернулись в город. Точнее сказать, держали курс в ту сторону. На институт. Подлетая к Полвину мы с Казаком раскрыли рты от изумления, глядя то друг на друга, то вниз. Вместо города был густой лес. Я летал там сотни раз, я не мог ошибиться. На месте, где Торфянка входит в Валдому, всегда стоял город Полвин, а в этот раз его там не было. Ни города, ни института, ни деревень, ни дорог. Ничего. Решили, что тронулись умом, причём оба разом. Я понял, что необходимо долететь до Нерска и посмотреть. Как вы понимаете, этого города там тоже не оказалось. Нера была, леса были, поляны были, а города – нет. Совсем.

Дальше мы лететь не решились, чтоб понапрасну не жечь топливо. Надумали вернуться на Красную поляну к нашим. И верно поступили, скорее всего. Они на нас такими глазами ошарашенными смотрели, когда мы вернулись. Дескать, как часа полтора назад улетели. Мы им в два рупора рассказываем, мол так и эдак, считайте нас полоумными, или полудурками, можете не верить, но ни одного населённого пункта в окрестностях нет. Они вроде и верят, вроде и не верят, просто хлопают ресницами, переводя взгляд с одного на другого. Думают, может розыгрыш. Не знаю. Да я бы и сам так, наверное, подумал.

Пока мы сидели у костра и активно вели беседы солнце опустилось за деревья и на окружающий лес упал вечер. С середины поляны повеяло прохладным ветром. Вместе с ним начал подтягиваться и туман. Тогда ещё такой… более прозрачный, редкий. К тому моменту оборудование они расставили по периметру, метрах в пятистах друг от друга. Включили БОИ (Блок обработки информации) и разошлись по своим палаткам. Женщина, по известным причинам, заняла свою палатку одна. Всего их было четыре штуки. Палатки, не женщин. Мы с Казаком отправились спать в кабину вертолёта. Хоть и тревога какая-то играла внутри, но отключился я быстро. День тогда выдался выматывающим.

Ранним утром, когда свет только-только начал пробиваться сквозь туман, я вышел по нужде. Обратил внимание, что туман очень густой. Метра на три вперёд не видно ничего. И самое любопытное – холодный. Прямо такой освежающий. Чувствуешь, как касаешься лицом висящих в воздухе капель.

Когда я доделал свои дела, я открыл кабину птицы и почти залез туда, как вдруг слышу… голоса какие-то. И вроде как наши переговариваются. И слышу эту… Любовь Николаевну. Думаю, дай дойду и проверю, зачем они в такую рань поднялись. Взял фонарь, почти отошёл от птицы, потом подумал и взял пару мотков шпагата. Привязал его к ноге шасси как можно надёжнее и направился в сторону лагеря. Как я прикинул там было метров пятьдесят-шестьдесят, не больше. Я прошёл все триста, шатаясь из стороны в сторону, так как туман даже не собирался рассеиваться. Ориентироваться мне помогали яркие оранжевые цветки высоких растений, растущих по окраине поляны. Но пройдя это расстояние я обнаружил не лагерь и не группу, а лишь сложенные аккуратной стопкой их вещи – сумки, палатки, спальники, приборы и треноги. Всё выглядело так, будто мы высадились пятью минутами раньше. Обыскав эти вещи, я нашёл все их документы, средства гигиены, лекарства… всё было на месте, кроме людей.

Я прислушивался к утренней тишине. Какие-то необычные звуки, не то птиц, не то других животных присутствовали в ней. Может людей. Как будто радостные крики, похожие на те, что доносятся с реки в жаркий день. Еле уловимые. Далёкие. Я привязал бечёвку к самой тяжёлой сумке, пропустив через наплечный ремень и пошёл дальше. Выкрикивая по очереди имена тех, кого знал, я брёл вдоль рыжих бутонов невиданной ранее травы. Звуков делалось всё больше, они становились разнообразнее и необычнее. Я замер, вслушиваясь в эту полифонию. Слева лёгкий треск, украшенный эхом, впереди мягкий и далёкий гул, справа тонкий и нарастающей птичий крик, которого я никогда в своей жизни не слышал. Но как будто именно птичий. И ещё масса разных интересных тресков, писков и бульканий, будто я попал в библиотеку звуков живой природы какой-нибудь южной Америки. Никогда там не был, но мне казалось, что там примерно так же.

Туман не становился теплее, а, скорее, наоборот. Впереди я услышал чёткий сухой хруст, будто лопнула яичная скорлупа. Он развеялся вокруг меня и улетел за спину. А потом я увидел нечто. Будто огромный мыльный пузырь с чистым воздухом внутри надувался в тумане. Не спеша он преодолел метр в диаметре, а после чего лопнул, издавая уже знакомый треск. Пространство быстро заполнилось белой пеленой тумана. Поначалу я не рискнул подходить ближе, глядя как он периодически надувается и лопает. На траву он не реагировал, а моток верёвки пролетел сквозь него. Поднеся свою руку к этому шару, я сильно рисковал, но с рукой ничего не произошло. Тогда я набрался храбрости и прошёл сквозь него. И остался жив и здоров, как видите. За пузырём я увидел ещё два таких же. Когда я вспомнил, что ищу пропавшую группу я снова начал орать и звать Любовь Николаевну, Сергея Валерьяновича, Максима, Толика, Владимира Александровича. Как звали тех двух, блондина и усатого, я не помню и до сих пор.

Я шёл сквозь удивительные пузыри воздуха, выкрикивая имена. Потом пузыри закончились, а я всё продолжал идти, пока не начал запинаться об плотные стебли травы. Эти стебли становились всё толще, пока не приняли вид вполне здоровых веток. Росли они параллельно земле, и ничем не отличались от обычных ветвей дерева. Странным образом они висели в воздухе на высоту чуть выше колена и расходились в разные стороны. Листья, покрывающие их, были знакомой формы, но в то же время казались мне неузнаваемыми. Стебли утолщались, когда я продвинулся дальше и мне пришлось переступать через них, а потом и вовсе идти поверху. Кора этого дерева имела коричневато-зеленый окрас с частыми глубокими провалами, толщиной с указательный палец. Я шёл по разветвляющимся стволам дерева до тех пор, пока все они не собрались в один большой, уходящий в землю. Я понимаю, что мог просто обойти это явление, но мне было любопытно. С воздуха я этого дерева не видел. Пройдя по нему ещё немного, я слез, обвязал верёвку узлом вокруг ветки и оставляя его позади, вновь углубился в холодный туман.

Звуки стали ещё сочнее и ярче. К тому времени они уже буквально атаковали меня. Я принялся по новой кричать имена. Голос начал садиться, в горле появлялась неприятная хрипота. На одном из имен я запнулся, угодив ногой в неглубокую лужу. Сырость в доли секунды оказалась в ботинке. Взглянув под ноги краем глаза, я машинально вытащил ногу из лужи. Красная жидкость заполняла небольшое круглое углубление в почве. На кровь она, конечно, была очень похоже, но я состав не проверял и не ручаюсь за то, что это была именно кровь. Частично вытерев её о влажную траву, я пошёл дальше. Трудно сказать какое количество их попадалось мне на пути, но одно я могу сказать точно, нужно было постараться, чтоб наступить аккурат между ними. Просто сотни и сотни ям. В голове даже мелькнула мысль об истинном происхождении названия поляны. Красная. Тогда уж Кровавая поляна была бы. Но и они закончились через какое-то время.

Орать уже не было сил. От тумана куртка намокла, и я начал замерзать. Появилась идея вернуться и поставить себе палатку. Позади осталось не меньше тысячи метров, но пока я ещё шёл вперед, крича из последних сил. Надежда найти группу угасла полностью. Я остановился для принятия решения, когда по верёвке вдруг пробежала дрожь. Мне почудилось, что я вижу в тумане какие-то мелькания, снующие в разные стороны. Потом я понял, что мне это не показалось. Вибрация увеличилась до такой степени, что я уже видел, как трясется в руке шнур. Силуэты продолжали передвигаться во мгле, не становясь при этом отчётливее. Держали дистанцию. Лишь один становился всё темнее, с каждым шагом приближаясь ко мне. Это он держался за верёвку. Он был из нашей группы. Точнее из группы Захарова. Новенький. Блондин. И я уже почти заговорил с ним, но, увидев его лицо, не смог подобрать нужных слов. Серая кожа, кривая и неестественно широкая улыбка, а самое главное – глаза. Их, похоже, вовсе не было, а из пустых орбит лезли какие-то розовые черви, обвивая голову, заползая в разорванные щёки. Я растерялся, когда он прошёл мимо меня и неразборчиво предложил последовать за ним. Он сказал: «Пойдём со мной, тебя там уже давно ждут». И, поначалу, меня обуяло желание действительно пойти за ним, но часть меня знала, что добром это всё не закончится.

Я положил моток оставшейся бечёвки на землю, и направился в сторону вертолёта. Мне хотелось скорее рассказать всё Казаку. Я вновь проскакал между кровавых лужиц, обогнул раскидистое дерево, миновал пузыри воздуха и наткнулся на горку вещей, принадлежавших когда-то группе. Сумка, через которую я продел шпагат, оказалась сдвинутой в сторону птицы. Это меня насторожило, и я быстро побежал в том направлении, не выпуская шнура из ладони. И что я там увидел! Беда! Земля уже наполовину поглотила вертолёт! Что я только не делал, кричал, бил ладонью по фюзеляжу, но Казак не отвечал мне. Я оставил его там. Я его не разбудил. Он умер из-за меня.

С трудом перебирая пальцами, я поставил палатку, настелил туда спальников, переоделся в сухую одежду, укутался в спасательное термоодеяло и лёг. Шевелясь как можно меньше, я запил минеральной водой галеты из сухпайка, взял рацию и попытался в очередной раз связаться с институтом. Толку было ноль. Прежде чем отключиться, я представил, как разбиваю окно в птице, забираюсь в кабину, завожу двигатели и вытаскиваю её из загребущей земли, отправляясь подальше от этого гиблого места. Это последнее, что я видел на тот момент. Проснулся я уже в больнице, в тяжёлом состоянии.

Вкратце я всем рассказал всё, что помнил. От начала до конца. Несколько раз. Поначалу вертолёта вообще не нашли, но зато обнаружили шпагат, идущий из земли. На глубине в полтора метра лопата уткнулась в винт. Он, как и весь вертолёт, сильно проржавел. По предварительной оценке, он провёл в земле не один десяток лет. После полной раскопки в салоне птицы были обнаружены человеческие кости. Анализ подтвердил, что они принадлежат Казаку. Спи спокойно, друг.

А ещё в вещах нашли фотоаппарат Максима Захарова. На нём имеются весьма странные фотографии. Несколько кадров густого тумана, а на одном из них отчётливо заметен тёмный силуэт. На другом кадре в траве можно увидеть розового плоского червя, какие были у блондина в глазах. На предпоследнем кадре собранные в кучку вещи. На последнем – человек, спящий в палатке, закутанный в термоодеяло. Если вы не поняли, то это был я.

Кто-то из врачей вспомнил, что случилось неподалёку ровно сотню лет назад. Всякое бывает. Я теперь во многое верю».

Группа Захарова, инцидент на Красной поляне».