– Курьер ликвидирован, но диск забрал некто Генрих Краузе из фальтенбергской полиции. Следим за ним, ждем указаний!
– Зачем следите и чего ждете?! – прогремел голос великана, окончательно выведенного из себя тупоумием подчиненных. – Ты что, ждешь, что я лично буду санкционировать каждый твой шаг, или данное в детстве обещание престарелой мамочке хорошо вести себя не дает тебе убивать более двух полицейских в день?!
– Шеф, но в полицейской управе Фальтенберга никакого Генриха Краузе не числится! Парень бывалый, и сам, кажется, в бегах… Я думала, он работает на вас…
– Через час диск должен быть на моем столе, – уже спокойно произнес Огюстин Дор и повесил трубку.
Могучее тело уставшего великана опустилось в кресло и расслабилось, бесцветные, рыбьи глаза закрылись, а морщинки разгладились, мгновенно исчезнув с широкого лба. Порой и королям приходится ждать, погружая свой царственный мозг в крепкий, но отнюдь не беззаботный сон.
Колокола гуппертайльского собора прозвонили одиннадцать раз, оповещая горожан не только о времени, но и об окончании субботней утренней службы. Одним глотком Дарк осушил чашку остывшего кофе и, закурив последнюю сигарету, стал внимательно следить через окно маленького кафе, как из массивных церковных ворот, высотой чуть более четырех метров, не спеша начали выходить люди. Их было немного, всего около двадцати, все старше сорока и с явным отпечатком на челе непосильного груза житейских проблем. А совсем недавно, еще лет сто назад, все было бы совсем иначе. Весело щебеча и галдя, из собора на площадь хлынул бы многолюдный поток взволнованных проповедью священника горожан. Живая река нарушила бы размеренное, неторопливое движение карет и дилижансов, внесла бы в жизнь города сумятицу и неразбериху, которая непременно бы продлилась до самого вечера, как минимум часов до восьми, пока не закрылись бы лавки торговцев и не опустела бы находившаяся всего в нескольких шагах отсюда рыночная площадь. В ту пору субботняя проповедь была чем-то особенным, пожалуй, одним из самых важных церемониалов в жизни города, теперь же кучка престарелых прихожан мгновенно растворилась в многоликой толпе забывших за будничными, суетными делами о Боге горожан.
Ни для кого уже давно не было секретом, что Единая Церковь окончательно и бесповоротно утратила свои позиции в обществе. Массовые церковные ритуалы доживали последние дни. Лишь изредка, по самым известным и значительным религиозным праздникам, под высокими сводами соборов и церквей собиралось более-менее приемлемое число верующих, чтобы не считать залы полупустыми. Если бы кто-нибудь в последнее десятилетие удосужился провести социологический опрос:
Дождавшись, пока последний прихожанин покинет лоно святой обители, Дарк быстро поднялся и, на ходу расплатившись с подбежавшим официантом, вышел из кафе. Из пасмурной выси небес накрапывал то ли дождь, то ли мокрый снег. Беглец был осторожен: то и дело оглядывался по сторонам и перешел на противоположную сторону площади только после того, как приветливо замигал зеленый свет светофора. Слежки или открытого нападения он не боялся, однако одной встречи за утро с лихачом-водителем ему показалось вполне достаточно. Новая одежда нравилась Аламезу, да и повторно валяться в грязи не хотелось.
«Двери храма всегда открыты» – это фигуральное выражение одного из основателей Единой Церкви стало призывом к действию для его ретивых последователей, причем было почему-то истолковано второпях, то есть как в прямом, так и в переносном смысле. В любую погоду и вне зависимости от времени суток скрипучие двери деревенских церквей, ворота удаленных монастырей и городских соборов оставались открытыми, как будто предлагая уставшим путникам зайти и остаться с Истинной Верой навеки.
Прошедшая через века традиция оказалась как нельзя кстати. Скорее по привычке, нежели боясь преследователей, Дарк еще раз проверил, не следят ли за ним, и, стараясь не думать о своей затерянной в потемках мироздания душе, ступил на каменные плиты собора.
Широкие колонны, украшенные резными узорами, фресками, барельефами и скульптурами святых, как огромные стволы корабельных сосен, уходили ввысь и, пересекаясь, образовывали величественный свод. Повеяло холодом и печалью, в голове моррона возникла мысль о ничтожности и бесцельности существования. Какое-то время Дарк стоял неподвижно среди поражавшей размерами залы и озирался, пытаясь вспомнить, как выглядело внутреннее убранство собора пятьсот двадцать семь лет назад, в тот самый день, когда он в первый раз переступил его порог.
«Пожалуй, все, как прежде, – подытожил наблюдение Дарк, – только нет флагов гуппертайльского герцога и рыцарских орденов, чуть меньше священников, да и посетителей не ахти!»
Действительно, в храме находилось не более десяти человек, притом занятых своими делами и не обративших внимания на робко застывшего у порога юношу. Пара священнослужителей копошились возле алтаря, расставлял о строго определенном канонами церкви порядке священные предметы, несколько прихожан сидели на скамьях, вслушиваясь в нежные звуки струившейся из-под сводов собора музыки и думая о чем-то своем. Возможно, они мечтали или просто заснули, убаюканные мелодичным голосом пастыря и пропустив долгожданный конец проповеди. В конце концов, чем бы ни была вызвана их сонливая неподвижность, Дарку она была только на руку. Он пришел в храм по мирскому делу, а не исповедоваться в тайнах бессмертной души. Подойдя вплотную к одной из колонн, Аламез стал внимательно изучать барельеф, изображавший подвиг гуппертайльских рыцарей при Кертонской битве. Одновременно нажав на голову самого сиятельного герцога и на левый башмак павшего барабанщика, Дарк едва успел отскочить в сторону. Часть колонны бесшумно отъехала в сторону, и перед беглецом открылся узкий проход. Как только Аламез ступил внутрь колонны, отверстие мгновенно закрылось и платформа пола медленно поползла вниз.
Двойная жизнь не столько сложна и опасна, сколько разрушительна для сознания. Страх быть пойманным и раскрытым вкрадывается в голову постепенно и с каждым днем все больше и больше овладевает мозгом, лишает возможности трезво оценивать возникающие ситуации, подавляет собственное «я» человека. Члены любого тайного сообщества – потенциальные параноики, боящиеся собственной тени и, как никто другой, ощущающие на себе молчаливую враждебность окружающего мира. Их удел – притворство, а образ жизни – постоянный маскарад, от которого можно быстро устать или окончательно сойти с ума, потеряв самого себя в обилии играемых ролей.
Дарк не мог точно вспомнить, кто первый из морронов предложил устраивать «лежбища», маленькие, скрытые от посторонних глаз закутки, которые служили членам клана не только тайными убежищами, но и приютами, где можно было немного побыть собой, отдохнуть от притворства и навязываемых жизнью ролей.
О маленьком укрытии в самом сердце Гуппертайля знали немногие. Лет триста назад ему по секрету сообщил о «лежбище» в соборе его лучший друг, Мартин Гентар, бывший маг, дипломат и некромант. Годы шли, магия ушла из жизни людей, уступив место чудесам божественного происхождения. Живую воду стали называть святой, а тот, кто не хотел свернуть с увлекательного пути познания, должен был или идти в монахи, или прятаться по дальним пещерам и заброшенным ответвлениям канализационных стоков крупных городов.
Старый друг и в каком-то смысле учитель Дарка питал отвращение к церковным песнопениям. Лишь однажды он решился уйти в монастырь и потом сожалел об этом опрометчивом шаге на протяжении долгих веков. Врожденная же любовь к комфорту не позволила Мартину встать на тернистый путь отречения от мирских благ, поэтому в далекую эпоху гонений на магов и духовно-светских перемен бывший некромант сменил род деятельности. Он стал архитектором, как раз одним из тех ученых мужей, что начинали строить гуплертайльский собор более шестисот лет назад.
Платформа остановилась настолько резко, что Дарк чуть не упал в простиравшуюся впереди пустоту. В подземелье царил кромешный мрак, но в отличие от других подвалов, в которых Дарку приходилось довольно часто бывать, здесь не веяло холодом и пробирающей до костей сыростью. Правая рука моррона зашарила по стене в поисках факела, однако, к великому удивлению ее хозяина, наткнулась на маленький, компактный выключатель. Щелчок, вспыхнул яркий свет, мгновенно озарив убранство далеко не аскетического убежища. Дарк удивленно присвистнул. Любовь бывшего некроманта к удобствам оказалась столь велика, что не умещалась в узких рамках конспирации и самоотречения. Широкая двуспальная кровать и мягкие диваны, обилие электронной аппаратуры, колб с реактивами и, конечно же, произведения искусства, развешанные по стенам вперемежку с редкими экземплярами коллекционного оружия, наводили на мысль, что ты попал не в убежище пугливого беглеца, а в подземную лабораторию непризнанного, но тем не менее весьма состоятельного гения. Увиденное никак не укладывалось в голове Дарка и никак не соответствовало его представлению о походных условиях.
Включив отопление и проведя экспресс-ревизию в запасах съестного, Аламез проверил спиной мягкость диванов, и только после того, как мышцы полностью расслабились, а ушибленный утром затылок перестал болеть, моррон принялся размышлять о дальнейших действиях.
«Последний посетитель был в убежище недавно, месяца три, а может быть, четыре назад. Об этом месте знали всего трое: я, Мартин и Анри. Холодильник полон, срок годности консервов не истек, а вещи в идеальном порядке: вазы не побиты, мебель и ковры на своих местах, значит, здесь был не Анри. Старый усач определенно не удержался бы и опробовал весь арсенал развешанного по стенам оружия, начиная от охотничьего ножа и заканчивая тяжелым двуручным топором, самым грозным и малоценным предметом коллекции. Поскольку хрупкие реторты и колбы в сохранности, а оружие не свалено в угол, значит, последним здесь все-таки прятался Мартин, но вот только вопрос от кого?»