— Со временем... а Орк будет себе болтаться в двухстах миллионах лет от тепла ближайшего солнца, и его атмосфера станет ледяной коркой на этих горах и долинах.
«Горе», — говорила ее кожа. «Ярость». «Тоска по утраченному».
Двухтысячелетний старец прикоснулся к маленьким, задранным кверху грудям молодой женщины.
— Мы знали, что орбита Уризена нестабильна, но кто бы мог предвидеть влияние Ульро?
Какая ирония: эта планета, нареченная именем демона огня из книг Уильяма Блейка, будет ввергнута во тьму и льды, меж тем как Уризен и его уцелевшие луны станут коптиться в двух миллионах километров над поверхностью Лоса.
— Сол, ты не обязан извиняться передо мной за ошибки, которые совершил две тысячи лет назад, — сказала молодая женщина, которую звали Ления.
— Тем не менее мне кажется, что я обязан извиниться перед планетой, — возразил Сол Гурски.
Теперь кожа Лении гласила «надежда» с оттенком «неотвратимости». Ее соски набухли. Сол вновь наклонился к ним, меж тем как ветер конца света точил свои когти о тектопластик.
Утром они продолжали свое путешествие к воспоминаниям Сола. Гирошторм выдохся и погас в горах Утуна. Остатки призрак-сети сообщили Солу и Лении, что сегодня погода летная. Они пососали молоко из «Древа жизни» — синтезера, которым был снабжен панцирь, — а потом вновь занялись любовью на пыльной земле, пока серводухи превращали ночное укрытие в стандартный флаер-универсал. Остаток утра они провели в небе, пролетая над равниной, по которой, точно рябь на воде, двигались волны жвачников и высоких, хищно-угловатых погонщиков из Народа Техобслуживания. Все они тянулись к Небесному Дереву, растущему из пупа земли.
И жвачники, и их пастухи когда-то были людьми. В полдень мужчина и женщина повстречали флаер из Народа Щедрого Неба, который ловил своими шелковыми крыльями термальные потоки, поднимающиеся от подножия Больших Хризолитовых гор. Сол мыслеокликнул его, и они вместе совершили посадку на поляне в роще горькокорня, обильно произрастающего в Корифейском Кантоне. В прежнее время человек из Народа Щедрого Неба, следуя своим традициям, побрезговал бы наземниками, ибо их машины пачкают воздух. Но в этот тревожный час было уже не до старых обычаев.
«Куда направляешься?» — мыслеспросил Сол. В его голове трещали радиопомехи — оборванный хвост гирошторма создавал электромагнитное возмущение.
«Конечно, к Небесному Дереву, куда же еще», — ответил крылатый человек.
Глядеть на него было страшновато — то был живой воздушный змей из прозрачной кожи, натянутой на тонюсенькие косточки и сухожилия. Его грудь походила на нос корабля, а мускулы сокращались и перекручивались, когда он переминался с ноги на ногу, неуютно чувствуя себя на земле. Легкий ветерок веял от нановинтов, выращенных на кожистой паутине-перепонке, которая соединяла его запястья со щиколотками. В воздухе стоял необычный запах пота.
«Куда вы сами?»
«Со временем тоже к Небесному Дереву, — сказал Сол. — Но вначале я должен забрать мои воспоминания».
«А-а, отец, — сказал Человек Неба. — Чей ты?»
«Потаенного Замысла, — сказал Сол. — Я отец этой женщины и ее народа».
«Ты Соломон Гурски, — мыслемолвил летучий. — Моя прародительница — Ника Самотреидская».
«Я хорошо ее помню, хотя мы много лет не виделись. Она храбро сражалась в битве при комете Джуди».
«Я третий в ее роду. Тысячу восемьсот лет я провел на этой планете».