– Ах, дядя. Смотри-ка. Приятно познакомиться.

– Идём, бабушка, – сказала Кристина, мягко подталкивая старушку перед собой. – Идёмте в гостиную, сейчас я заварю чай.

Вскоре после этого мы сидели за столом и пили чай с печеньем.

– Сама пекла, – сказала Кристина, наполовину хвастаясь, наполовину извиняясь, потому что печенье местами подгорело. Какое-то мгновение казалось, будто собралась по-домашнему за чаем семья, со слабоумной, но приветливой бабулей.

– Ах, если бы сейчас здесь был и мой Ганс-Улоф! – мечтательно вздохнула она, даже не догадываясь, что ничем другим не смогла бы так сильно омрачить нам настроение.

Кристина смущённо смотрела в свою чашку.

– Как я понимаю, вы хотите знать, почему я сбежала?

Я отрицательно помотал головой.

– Мы знаем.

– Всё?

– Всё.

– Уф, – с облегчением вздохнула она. Её взгляд скользил по текстуре стола. – Только я все равно не вернусь. Это рано или поздно кончилось бы плохо. Но я не собираюсь подавать на папу заявление и всё такое. Я знаю, это только потому, что он не перенес мамину смерть. Он всё время принимал таблетки, много лет…

– Вопрос не в том, должна ли ты возвращаться, – сказал я, – а в том, правильно ли тебе оставаться здесь.

– Конечно, правильно, – выпалила она, как из пистолета. – Я не позволю, чтобы бабушку отправили в дом престарелых.

– В дом престарелых? – возмутилась старушка. – Ни в какой дом престарелых я не пойду. А кто тогда будет смотреть за домом?

Я переглянулся с Биргиттой, и она бессильно пожала плечами.

– Не знаю, Кристина, – пролепетала она, – ведь тебе всего четырнадцать…

– Ну и что? Моя мама в этом возрасте тоже жила самостоятельно.

– Кстати, об этом, – ухватился я, – а ты-то здесь на что живёшь?

Моя племянница состроила самую невинную мину.