Мы остановились напротив парадного входа во дворец, к которому вели широкие ступени, опять-таки сделанные из цельного мраморного массива. К нам подошли охранники и положили на розовые гранитные плиты наши замызганные мешки. Я с внутренним протестом представил себе со стороны нашу странную компанию, никак не вписывающуюся в этот совершенный дворцовый ландшафт.
— Сейчас за вами придут, — с поклоном, сказал первый охранник, после чего наша троица осталась перед крыльцом без сопровождения.
— Никак здесь сам турецкий султан живет? — спросила Марфа, так и не внявшая моей просьбе сдерживать эмоции.
В Турции Марфа не была, а в гарем султана ее хотели продать казаки. Так что она почти понимала, о чём говорит. Поддержать разговор на тему сравнительного анализа восточной и западной архитектуры я не успел. Парадная дворцовая дверь раскрылась, из неё вышел высокий дородный человек в лиловой ливрее с позументами, белом парике, и белых же чулках до колен. От такого дивного видения челюсть не отпала разве что у Полкана. Мы же с девушкой, правда, по разным причинам одновременно ойкнули и устремили на новое действующее лицо завороженные взоры.
Между тем это лицо, ступая величаво и неспешно, сходило к нам вниз по беломраморным ступеням. Не доходя до нас трех шагов, чудной человек остановился и, отвесив глубокий, но не подобострастный, поклон, произнес хорошо поставленным голосом:
— Господа просят вас пожаловать во дворец!
Глава 3
Колонный зал занимал всю центральную часть здания. Я стоял, смотрел и выпадал в осадок! Все как в лучших, пожалуй, самых лучших домах старого и нового света: двусветные окна, лоснящийся паркет из драгоценных пород деревьев, анфилада колонн неведомого мне нежно-голубого минерала, не стенах портреты и огромные картины в роскошных рамах, напротив входа парадная лестница! Эрмитаж отдыхает!
Мажордом, проводивший нас в зал, попросил меня оставить одетому в скромный серый фрачный костюм лакею саблю и войлочную шапку, немного скривился на Полкана, не пожелавшего оставаться во дворе и попросил извинения от имени хозяев, задерживающихся на пару минут — объяснив, что им нужно подготовиться к выходу.
Я мог дать им не то что несколько минут, но и пару часов, желая прийти в себя от забытого великолепия прекрасных интерьеров и лучше рассмотреть необыкновенное жилище.
Однако сделать этого не успел, на парадной лестнице показались двое, он и она. Стройная рыжеволосая женщина в длинном фисташковом платье спускалась свободной походкой, что называется, от бедра, мелькая золотистыми туфельками. Высокий подтянутый мужчина в элегантном домашнем костюме шел подле нее, почти рука об руку, словно случайно касаясь ее кисти своей. Пара была потрясающе красивая. Я, разумеется, смотрел больше на нее, успел заметить и глубокий вырез платья, и округлость ног, при шаге заметную обтягивающихся узким подолом, но не мог не отметить и достоинств кавалера.
«Вот с кем бы я…» — мелькнуло в голове грешная мысль, но до конца ее сформулировать не успел, великолепная пара уже дошла до конца лестницы и теперь приближалась к нам по скользкому паркету, улыбаясь приветливыми голливудским улыбками.
Не зная как вести себя в подобной ситуации, и в каком я вообще теперь времени, я поклонился сдержано, но достаточно низко, чтобы, даже в восемнадцатом веке меня не посчитали недостаточно вежливым. У Марфы сомнений на это счет не было, она поступила так, как ее учили, склонилась в глубоком поклоне, коснувшись пальцами правой руки пола.
— Здравствуйте, дорогие гости, — звучным контральто произнесла дама, — простите, что мы заставили вас ждать!
Ждать они нас не заставляли, дорогими мы им, никоим образом, не были, так что у меня промелькнула мысль, не перепутали ли они нас с кем-нибудь другим. Однако то, что нас ни с кем не путают, выяснилось сразу же. Дама, продолжая обворожительно улыбаться, сказала мужу несколько фраз на французском языке, после которых всякие сомнения по этому поводу разом исчезли.
С иностранными языками у меня как у большинства бывших граждан Советского Союза большие сложности, но пока я жил в восемнадцатом века, где дворянство предпочитало говорить на этом языке, научился сносно понимать франкскую речь. Сам говорить не осмеливался, дабы не пугать нежных аристократов нижегородскими акцентом и отечественными модуляциями голоса, профанирующими благородный французский прононс.
— Посмотри, какой мерзкий, грубый, грязный мужик и от него воняет зверем, — говорила по-французски дама, нежно нам улыбаясь, — а эта жуткая баба! Неужели это женщина! Я даже не пойму, во что она одета!
Окончив фразу, дама очаровательно прищурила глаза, но крылья ее носа расширились и побледнели, непонятно от чего, гнева или отвращения.
Мужчина снисходительно погладил ей руку и, улыбаясь нам всеми тридцатью двумя великолепными зубами, ответил, на том же языке:
— Это была твоя идея познакомиться с простыми русскими людьми. Вот они перед тобой во всей красе. Приказать, чтобы их прогнали?