— Понятно.
Я очень надеюсь, что в моем голосе не прозвучало ни капли зависти.
— Ты ничего не потерял, — говорит Тоббе.
Его слова звучат так, будто я, в принципе, мог оказаться на этой вечеринке, но не пришел. Не понимаю я его.
— Я ушел, когда Антон пролил полбутылки вина на диван.
Потом кто-то говорит еще что-то про диван и про то, как некоторые на нем кувыркались в свое удовольствие, и тогда Терес встает и решительно, не оборачиваясь, выходит из класса. На пороге она чуть не сбивает с ног Сульвейг, учительницу обществознания, которая как раз входит в кабинет. Сульвейг изумленным взглядом провожает Терес, а потом Сару: та бежит следом за подружкой.
— Что случилось?
Сульвейг обводит класс вопросительным взглядом. Неужели она надеется получить ответ? Интересно, о чем ей говорят недобрые реплики и лица сидящих в классе? Замечает ли она, как бегает взгляд Андреаса?
Боль после тренировки дает о себе знать весь день. Особенно мучительно спускаться по лестнице. Я держусь за перила, чтобы разгрузить мышцы ног. Добираюсь до очередного кабинета на несколько минут позже, чем остальные, и чувствую себя инвалидом. Тоббе с едва заметной ухмылкой смотрит, как я ковыляю по школе.
— Загоняли вас в додзё?
— Чего?
— Ты, кажется, джиу-джитсу занимался на выходных?
— А… да.
Додзё? Слово какое-то знакомое: Буссе произносил его пару раз во время тренировки, но он столько всяких непонятных слов говорил, я не только «додзё» не запомнил. Но если Тоббе утверждает, что спортзал называется «додзё», то так оно и есть. Он знает все обо всех видах спорта. Включая те сто тридцать три, которыми пробовал заниматься сам.
— И как оно?
Я с трудом преодолеваю последние ступеньки.
— Ну, нормально…
Перед глазами всплывает побелевший мизинец Юлии. Слезы у нее на глазах. Внутри снова все сжимается.
— Будешь дальше заниматься?
— Не знаю. Наверное, нет.