— Пусть мне и дико приятно смотреть за тем как ты корчишься от боли, но ведь нож не единственное оружие, — отдав громиле лезвие вместе с лоскутом ткани, в два шага преодолевает расстояние ударяя под ребра. Выдохнув весь воздух скрючиваюсь от боли. Вновь глотая непрошенный слезы.
Этот урод замахнулся туда, где как выяснилось, то что дороже всего. Зажмурившись прикусываю губы, сдерживая болезненный стон. Сейчас каждый вдох приносит колющую боль.
— Даже обидно что он этого не видит, — потянув за блузу вверх надрывает край, тем самым опуская ее с одного плеча. Плевать, я не собираюсь выпрямляться, больше ни каких ударов в живот. — Сопротивление даже приветствуется, так веселей, — рассмеявшись задирает мою голову, размашисто ударяя в скулу от чего слух накрывает оглушительным звоном, а темнота застилает взор на несколько секунд. Мысли вертятся в хаотичном порядке, но все же цепляются за один единственный, искрящийся счастливой улыбкой такой родной образ любимого мужчины. Если ни он, то больше просто никто.
— Что там за шум? — нервно рыкнув указывает на дверь, — Проверь. — каждое слово прорывается в сознание сквозь толщу воды.
Вернув все свое внимание моей персоне, вновь вознаграждает хлесткой пощечиной по другой щеке. Даже не успела опомниться, как с мерзким скрипом, ножки стула ведет в сторону опрокидывая меня набок. — Неплохо держишься. — было последним что я услышала сквозь оглушающий шум в своей голове, как мне показалось, хотя не могу сказать наверняка. Ведь даже удар головы о бетон в связи с падением, не приняла во внимание. Как оказалось, зря. Лаковые черные ботинки были последним врезавшимся в память фрагментном, в этом затхлом подвале.
Глава 32
Лили
Ох, как же мне осточертели подобные пробуждения. Даже знать не хочу, что меня ждет как только открою глаза, дико страшно вновь увидеть этот подвал и рожу что так самодовольно лыбится. Омерзительно, сжимаю слегка трясущиеся руки, тем самым скрывая дрожь.
Уловив тихий хлопок двери, резко открываю глаза тут же щурясь от яркого света, пробивающегося через окно напротив. Это мало походит на подвал, приподнявшись шиплю от боли, как мне кажется во всех участках тела. Меня будто танком переехали.
Обследовав помещение выношу вердикт. Я в больнице. Этому много чего свидетельствует, например, гигантский аппарат у изголовья с кучей кнопочек и капельница, поставленная наверняка медсестрой.
Пройдясь по четырем стенам возвращаю взор стеклу, открывающему вид на ясное небо (с моего ракурса), плывущие облака успокаивают своей умиротворенностью. Настолько погружаюсь в их созерцание упуская момент входящего в палату мужчины.
— Лили, — с замиранием сердца поворачиваюсь на тихий полу-вздох, взирая на уставшего чуть осунувшегося мужчину с бумажным стаканчиком кофе в руках.
И этот вид будто плотину срывает и слезы накатывают волной не переставая литься, оставляя мокрые пятна на подушке.
— Детка шш… не плачь, — оказавшись рядом опускается на корточки, вытирая струящиеся дорожки, которые вновь появляются покрывая щеки, — Не рви мне душу еще больше, так от нее совсем ничего не останется. — прислонившись лбом к моему, целует в кончик носа затем щеки, подбородок, глаза.
— Я боялась больше…
— Не надо. Молчи. — прижав к себе с шумом вдыхает прямо над ухом.
Не остаюсь должной повторяя его действие, погружаясь в обволакивающее спокойствие. Словно очутился дома, это непередаваемое ощущение.
— Дим, — отстранившись возвращаясь в прежнее, не менее тревожное состояние, мозг пронзает одно единственное что беспокоило меня все последние минуты проведенные в сознании, — Ребенок он?
— Все хорошо, — растянув легкую улыбку облегченно выдыхает, — С ним все хорошо. — проговаривая каждое слово, с теплотой оглаживает кончиками пальцев мокрую от слез щеку.
Узнав самое нужное голова словно по команде отключается, давая возможность забыться в глубоком сне.