— О! Это какой?
— Пол-года вместе.
— Сурков! Ты ли это? Ты помнишь такую фигню?
— Конечно нет. Вчера случайно услышал, когда она с Викой по телефону трепалась. Ну и подумал, устрою ка я ей праздник!
— Я, сегодня, как то не в форме, Серёг, так что завтра выражу ей свои соболезнования, ладно?
— Не благодари меня, Душина. Сгинул бы ты здесь, среди верблюдов.
— Да при чем здесь ты?! Просто Ирке обидно одной с лимитчиком маяться, вот и отправила тебя. Тащи этого Андреева, а то сбежит ещё…
Свадьба Сурокова и Ирки состоялась в начале марта. Мне удалось настоять что бы он съездил в Хельсинки. А уж потом гремел свадьбой. По Питеру как раз ходили слухи про свадьбу дочери товарища Романова, подарив Суркову нездоровые идеи.
— Ну и что, что не было ни какой свадьбы, Дух? Главное в этой истории то, что Елагин дворец можно арендовать!
С огромным трудом удалось убедить его прикрутить понты и скромно отпраздновать на Ждановской даче в Озерках, под Всеволожском. Было мило, душевно и удивительно по доброму. Я был представлен куче Ириной родни, включая дедушку. Настоящий зам ГенПрокурора. Охрана, водитель, все дела.
Как бы то ни было, Сурковская жена, это воплощенное совершенство и мощный интеллект, к моему изумлению, оказалась настоящей домашней курицей. Пусть и в очень хорошем смысле этого слова. Больше всего ей понравилось быть беременной. Ещё когда не было видно никакого живота, она уже его изображала. А сейчас и вовсе плавно ходила по институту тщательно отслеживая, все ли видят что она в положении. Я, было, подумал что это во имя легкой сессии. Но нифига, зубрила как и прежде.
К радости товарища Каверзнева, для молодой четы ему пришлось искать квартиру. И не абы где. А на набережной Красного Флота, с видом на Неву, Университет, и прочих сфинксов. Родители подарили Ирке кооперативную трехкомнатную квартиру на Ржевке. Которую Сурков обменял на четырёхкомнатные хоромы на набережной. В конце апреля и въехали.
Я отхлебнул и задумался. Пётр Сергеевич Пьянков прилетал в Питер не впервые. Он совершенно очевидно был давно знаком и с Викиной маманей, и ее отцом, и с публикой на юбилее. Да и когда летели обратно, он что то такое говорил про межрегиональные поставки. А генсеком у нас теперь товарищ Горбачёв. С его несколько иным взглядом на многие вещи.
Можно смело предполагать, что уход Пьянкова с его поста, вроде как, на повышение — не случаен. По большому счету, так обычно и избавлялись от неугодных чиновников. Отсюда он уходил на повышение, а там его не утверждали. А потом он куда то девался.
Понятно, что наши с Сурковым художества под Тосно, в прошлом ноябре потащили за собой кучу последствий. В частности меня примерили организатором доставки денег в Питер, вместо Кости Могилы. Я отхлебнул ещё коньяку.
Я то думал, что — ну цеховики паникуют, съезжу, посмотрю. Иметь Фреда должником — дело хорошее. Тем более что выглядело все очень респектабельно. Современный, продвинутый руководитель региона. Дружит с питерский творческой тусовкой и номенклатурой. Ну что там может быть такого страшного?
А сейчас меня мучает всего одна мысль. Пьянков был сам по себе, или он был зарвавшийся исполнитель? Похоже — второе. А тогда и вправду до меня ни кому не будет дела. С этой мыслью я и заснул под гогот дембелей и гул моторов…
…Мы заехали в гараж, и, не особо утруждаясь, сунули сумку в дальний угол. Серега довез меня до парадной. Вылез из машины, взял рюкзак и пошёл домой. Все завтра. Я теперь живу один, и даже не стал зажигать свет. Май месяц, в девять ещё светло. Разделся и пошёл в душ. Вернувшись в спальню, мысленно надавал себе по рукам и не стал включать телефон и автоответчик. Вспомнил, как Пьянков поклялся, что в деканат придёт бумага из обкома, с просьбой направить студента Андреева в их распоряжение на неделю. Засыпая подумал, что неделю можно бездельничать и никакого института. Выходные у меня вышли весьма насыщенные.
Проснулся я от того, что мне сопели в ухо. Лишова лежала щекой на моем плече, и задумчиво меня разглядывала. В окно светило солнце, я себя отлично чувствовал. А Викуня была лишь в трусиках и лифчике. С козырей зашла!
— Однажды, Коля, у тебя изменится взгляд, ты перестанешь меня смешить и станешь пропадать непонятно где. А у меня нет даже рыбок.