— Бать… тут это… подписать человеку нужно бумажку. Ты не переживай. Я все объясню.

— Как дядька Фёдор тебя называл, когда мы ездили на рыбалку?

Богдан ухмыльнулся.

— Плачущий Потрошитель. Я тогда малым был совсем. — Пояснил он, слегка прибалдевшему планктону. — Я живца ловил для спиннингов и резинок. Только не выходил у меня живец. Снимать с крючка бычков было тяжело, а они часто глотали снасть. Вот я и выворачивал им все внутренности. Ругался и плакал при этом. Обидно было. И кстати, — повысил он голос, — дядьку Серёгу не называй Федей, он это не поймёт. Может и в морду дать.

— И что все это значит? — Я приподнял бровь.

— Бать, да поверь, я это… я! — Усмехнулся Богдан. — Подпиши человеку бумагу. Я все объясню.

— Верю, — хмуро сказал я, — но не понимаю. А это меня беспокоит.

— Да понимаю. — Богдан тоже перестал улыбаться. — Все понимаю. И ты поймёшь. Просто разговор долгий будет. А человек действительно занятой.

— Вы завершили свои шпионские игры? — Худой флегматично оглядел нас. — Может, закончим дело?

Он протянул мне стопку бумаг, толщиной с хороший такой журнал.

— Подпишите и освободите меня от этой семейной сцены.

— Я не привык подписывать то, что не читал. — Жёстко ответил я, смотря ему в глаза.

Надо отдать должное, взгляд он не отвёл. Просто возвёл очи горе и вздохнул. Прямо вселенская печаль на душе у человека.

— Богдан Артурович, — он протянул стопку сыну, — говорите, объясняйте, но мне нужна подпись до конца дня. И вообще, не знаю, зачем я сюда пришёл. Могли бы предупредить! — Он укоризненно покачал головой. После этих слов клерк просто растаял как утренний туман. Был человек — и нет. Впечатляет.

Я хмуро глянул на сына. Проверка не бывает лишней. Но его эмоции и мимика были достаточно знакомы. Не та я птица, чтобы ради меня кто-то так напрягался. Хоть и работал, и служил не совсем в простых местах. Все равно, особых тайн не знаю, и не особых тоже.

— Что происходит? — Я сложил руки на груди.

Богдан помялся. И кстати, насколько я помню, ещё вчера он был майором. Пусть и в совсем непростой конторе. Все это неспроста.

— Богдан! — Я поддал в голос металла, что на него ещё с детства действовало безукоризненно. А что вы хотите? В армии даже ботаника научат правильно орать и витиевато материться.

— Бать… что ты помнишь? Последнее. — В его голосе что-то было безысходное. И это меня напугало.

А действительно. Нет, когда переступаешь определённый возрастной рубеж, уходит романтизм и постоянное желание бежать куда-то вперёд. Жизнь становиться размеренной. И день на день похож.