На этот раз я сосредоточился на мужчине. Я заметил, что он ни разу не показал зрителю лица. В кадре мелькала то его нога, то спина, то трость в руке.
На нем был костюм, начищенные туфли и, насколько я успел разглядеть, темный однотонный галстук. Прежде чем взять трость, мужчина снял пиджак и закатал рукава белой рубахи. Его предплечья были волосатыми, ладонь больше походила на медвежью лапу. Я почти не сомневался, что вижу перед собой главного создателя этого почти восьмиминутного шедевра.
Я поставил ленту с начала, останавливаясь почти на каждом кадре. Если действие остальных фильмов происходило в самых темных уголках России, США, Венгрии, Чехии или Японии, то здесь угадывалась типично шведская среда. Дощатый лакированный пол имитировал обстановку старого деревенского дома. На темном диване лежала белая подушка с вышитым оленем на берегу озера. Стол и стулья выглядели действительно натурально, но диван точь-в-точь походил на те, что продаются в «Икее». На столе стоял подсвечник с двумя наполовину догоревшими свечами: зеленой и белой. Вообще в помещении было довольно светло из-за единственного зарешеченного окна, за которым виднелся лес.
Когда камера смотрела мужчине в спину, на стене обнаружилась картина, изображавшая собаку возле конуры. На подоконнике заряжался мобильник, рядом я разглядел японского кота с качающейся из стороны в сторону лапой.
Вопреки распространенному мнению эти коты не приветствуют, а подзывают зрителя к себе. Именно так истолковывается в Японии их жест. Я знал об этом, потому что когда-то писал в газету заметку о японских котах.
Кот стоял мордой к окну, словно не хотел видеть разыгрывавшейся за его спиной драмы. На оконных рамах я заметил старомодные железные крючки.
Когда оператор сосредоточился на лице женщины, на заднем плане появилась застеленная кровать с мятым светлым покрывалом. На полу лежали яркие деревенские половики. В окне за деревьями я скорее вообразил, чем увидел фрагмент другого, большего дома.
Фильм удостоился одного-единственного комментария:
Закономерный вопрос.
Именно его и задала Харриет Тэтчер, когда вернулась с праздника.
За весь день она не выпила ни капли алкоголя, но, сменив обтягивающее рабочее платье на пижамные брюки и футболку с Джонни Сандерсом, откупорила бутылку белого вина и налила себе полный стакан.
Полулежа на кухонной скамье, Харриет сообщила, что на вечер пришли двести девять человек, одни только сборы за вход составили две тысячи девятьсот долларов. Плюс доходы с вина и пива, которое досталось Харриет почти даром.
– Куда ты убежал? – недоумевала она. – Тебя спрашивали, ты ведь стал героем дня!
– Ну… я ушел…
– Да, я тебя видела.
– Кто та женщина? – спросил я.
– Понятия не имею, никогда не встречалась с ней раньше. Она исчезла незадолго после тебя, так что но́мера на бис не получилось. Я слышала, она из Канады. Единственное, что могу сказать: завтра утром она наверняка будет завтракать стоя.
– А с Роджером все в порядке?
– Да. Не знаю, видел ли ты женщину, хорошо одетую, лет сорока с небольшим, она проводила его домой.
Я рассеянно кивнул.