Ко всему прочему я обнаружил, что моя нынешняя миссия неприятно напоминает финальный отбор – нелегкую работенку по определению среди мириадов претендентов именно тех, кто достоин быть принятым в Академию. Когда я стал Генеральным секретарем ООН, мне доставило величайшее удовольствие вернуть ВКС долгожданную привилегию самим отбирать кандидатов для пополнения рядов Космического Флота.

В этот день мы с Хазеном, Арлиной и несколькими сержантами Академии просматривали личные дела кадетов, отбирая из них самых многообещающих юнцов.

У нас с Арлиной за долгие годы сложились хорошие отношения по службе. Она представляла меня на многих заседаниях, на которых иначе пришлось бы париться мне. Здесь, в Академии, ее помощь была особенно ценной, потому что мы оба были некогда кадетами и нас объединяли любовь к Космическому Флоту и знание его обычаев.

Я открыл еще одну папку:

– А как насчет… Внезапно дверь распахнулась.

– Мистер Хазен! – выкрикнул, тяжело дыша, сержант. Рядом с ним стоял рыжеволосый гардемарин.

Хазен привстал со стула:

– Как вы смеете сюда врываться, точно…

– Мы не могли до вас дозвониться, автоответчик твердил: «Просьба не беспокоить». У нас тут, ну… происшествие. Во время одевания скафандров, в проверочной камере… пять кадетов…

Я скривился, вспоминая кадетские годы. Сначала сержант научил нас, как надевать скафандры. Мы снимали и надевали их несколько дней подряд, валяя дурака, когда он за нами не наблюдал. Потом, в один прекрасный день, когда мы облачились в скафандры, он вдруг отправил нас одного за другим в герметичную газовую камеру. Половина из нас вышли оттуда позеленевшими, остальные, видно, еще до этого научились правильно застегивать скафандры.

Пятерым кадетам, глотнувшим газа, угрожало лишь расстройство желудка на день-другой да чувство голода из-за пропущенного обеда. Жестокий урок – но в не прощающем ничего космосе все закончилось бы куда как печальнее.

– Отведи их в лазарет, Грегори. – Хазен бросил на меня извиняющийся взгляд. – Прошу прощения, господин Генеральный секретарь.

– Сэр, двое из них мертвы. Остальные… врачи ими занимаются, но…

– О господи! – произнес я неестественным голосом. Хазен заморгал глазами:

– Невозможно! Как? Почему…

– Не знаю! – сквозь слезы пробормотал Грегори.

Я с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к дверям.

– Ник, подожди! – воскликнула Арлина.

Я проигнорировал ее слова. Тяжело опираясь на трость, я прошел через все административное здание, выбрался на послеполуденное солнце и поковылял по дорожке, что вела к учебным и спальным корпусам, а заодно и к находившейся посредине территории Академии камере для обучения надеванию скафандров.

Вмешиваясь в это дело, я вторгался в прерогативы Хазена, но мое потрясение было столь сильным, что я не мог сидеть сложа руки. Кадеты не должны погибать во время тренировок со скафандрами! Тем более в Девоне. Фарсайд – другое дело. У безвоздушного пространства свои законы. Если кто-то из наших подопечных расставался с жизнью, – я глубоко вздохнул, – Академии грозил большой скандал. Значит, кто-то проявил непростительную халатность. А начальнику заведения придется сегодня вечером писать письма, которые наполнят горем чьи-то дома.