— Теодор Макардль, — ответил Тедди. — А вас как?
— Меня? — улыбнулась девушка. — Меня зовут мичман Мэттьюсон.
Тедди посмотрел, как она прошивает листки.
— Я вижу, что вы мичман. Не знаю, возможно, я ошибаюсь, но мне всегда казалось, что, когда человека спрашивают, как его зовут, то полагается называть имя полностью. Например, Джейн Мэттьюсон, или Феллис Мэттьюсон, или еще как-нибудь.
— Да что ты!
— Повторяю, мне так
Он повернулся и начал подниматься на прогулочную палубу, и вновь он шагал через две ступеньки, но теперь уже быстрее.
После настойчивых поисков он обнаружил Пуппи на самом верху, где была спортивная площадка, на освещенном солнцем пятачке — этакой прогалинке — между пустовавшими теннисными кортами. Она сидела на корточках, сзади на нее падали лучи солнца, легкий ветерок трепал ее светлые шелковистые волосы. Она сидела, деловито складывая две наклонные пирамидки из двенадцати, не то четырнадцати кружков от шафлборда [63], одну пирамиду из черных кружков, другую из красных. Справа от нее стоял совсем еще кроха в легком полотняном костюмчике — этакий сторонний наблюдатель.
— Смотри! — скомандовала Пуппи брату, когда он подошел.
Она наклонилась над своим сооружением и загородила его обеими руками, как бы приглашая всех полюбоваться на это произведение искусства, как бы отделяя его от всего, что существовало на корабле.
— Майрон! — сказала она малышу сердито. — Ты все затемняешь моему брату. Не стой как пень!
Она закрыла глаза и с мучительной гримасой ждала, пока Майрон не отодвинется. Тедди постоял над пирамидами и одобрительно кивнул головой.
— Неплохо, — похвалил он. — И так симметрично.
—
Тедди окинул Майрона оценивающим взглядом.
— Слушай, — обратился он к Пуппи, — где камера? Ее надо сейчас же вернуть папе.
— Он и живет-то не в Нью-Йорке, — сообщила Пуппи брату. — И отец у него умер. Убили в Корее.
Она взглянула на Майрона.
— Верно? — спросила она его и, не дожидаясь ответа: — Если теперь у него и мать умрет, он будет круглым сиротой. А он и этого не знал.
Пуппи посмотрела на Майрона.