— Эти самые первые к нам прибились, нет, говорят, им на родине покоя, то гонят, то бьют, а порой и казнят.
— А здесь у нас им, чем хорошо, ирокезы да алконгины нищие, а у наших переселенцев у самих последние штаны? За еду работать глупо, подождали бы, может лет через пять всё наладится.
— Прости, государь, я им кошт назначил хороший. — Когда Тлехи называет меня государем, значит не уверен в правильности своего решения. — Учат у нашего правовестника Правь, да песни и стихи из старого духодержца, после это народу несут.
— Сам додумался?
— Нет, это они сами предложили, я с правовестниками посовещался и добро дал.
Рёв полусотни глоток не дал Тлехи рассказать про тружеников культуры. Видимо кто-то из зачинщиков одолел другого и толпа смешалась в отчаянной схватке. Наблюдать криворукое зрелище было скучно, нелепые размашистые удары, полное отсутствие осмысленности в бою — действительно мужицкая забава.
— Скоро придут галеоны с новыми поселенцами, из них восемь наши, на них будешь перевозить половину в Кулигин. Думаю, по дороге надо сделать ещё один порт, через который будет удобнее торговать с местными. — Подумал, что место Нового Амстердама весьма удачно и пока нет голландцев, пусть и не будет. Мы сидели за картой в кабинете главного розмысла.
— Это хорошее дело, очень много прибывает, всех не успеваем перевозить в старый Аркаим. И так выделил тысячу лошадей на караваны для отправки, а первый караван вернулся только через год, хорошо, что Олег приказ прислал — возить только до Спокана. Теперь чуть быстрее получится. — Порадовался Тлехи.
— Но это ещё не всё. Нужно, чтобы ты подготовил человек 400 ружейному бою, желательно, чтобы у каждого баба была. Вот их отправишь на этот остров, там есть нефть, она нам скоро понадобится, а всех местных надо или замирить, или выселить на другой берег. — Это я уже про Тринидад. Единственное место, где я точно знал — лежит легкодобываемая нефть. Про Техасскую нефть я слышал, но вот бурить на 200 метров в Кочиме мы начали лишь недавно, а в Техасе более глубокое залегание, да ещё и попробуй найди где.
— Вот ты говоришь, человек 400, а я бы и тыщи две отправил. Да ещё и без ружей, откуда такие только появились — бандиты и бузотёры. Я таких приказал селить на восток от Реброва, думал в глуши поселю, а там онейда пришли, говорят, убери этих лиходеев подальше от нас, иначе мы их сами перебьём. Спрашиваю, от чего так поселенцев невзлюбили? Мне и рассказали, что нападают на деревни, воруют, девок насилуют.
— Хорошо, только выбери их них человек 400 понадёжней и всё же дай им ружья, а остальным вилы и топоры, пусть там удаль свою показывают. Онейда и все ирокезы — наши люди, слышал, Правь сильно полюбили.
— Это так. С тех пор, как меня признали Хино — решил оставить себе вторым именем, уважение приносят отовсюду. Когда на тропу войны выходят, всегда мне вестника шлют. Почти три десятка племён заказали наборы для храма Ворона, вожди и шаманы прислали своих детей в Малый Собор — будущие правовестники. Просили меня, чтобы мы Орла, следящего за порядком и миром с вершины Белой сосны, включили в книгу. Я пообещал передать их просьбу в Аркаим Большому Собору. — Я стремительно подхватил отвалившуюся челюсть, едва не проломившую столешницу.
— Тлехи, поясни мне некоторые моменты, но по порядку. Что за войны, ты же сказал — замирили всех? — Задал я первый вопрос.
— Всех, да не совсем, земля огромна и помимо людей Длинного Дома, которых ты велел называть ирокезы, есть и другие. Ирокезы вовсе не против такого имени, с ними поначалу решал вопросы Зорян, его они назвали человеком дающем названия словам. Теперь, как мы назовём слово, так и будет. Потому для войны с упорствующими, ирокезы и северные братья отправляют своих воинов. Франки, которые приняли Правь, тоже свободные люди, а те, что против — сидят в остроге Квебека без оков, но без права самим торговать с местными народами.
— Вы и франков? Э-э-э… — Я даже дар речи потерял.
— Ты же сам велел, а Зорян сказал о том другим тоэнам — они и разобрались.
— Иногда я сам удивляюсь, как вы переиначиваете мои распоряжения, но с войнами и беспорядками надо решать. Пусть создают в округах народные дружины, как у нас, в Аркаиме должен царить мир и спокойствие, а кого тянет повоевать, тем я найду применение. Одну роту я оставлю под Ребровом, там, где сейчас твои буйные живут. В армию набирать только молодых, не старше 14 лет, а то сам знаешь, моим ветеранам самим по 15–16 лет доброй половине. Дружинникам тоже выдавай гладкоствол, по мере сил, но доля Джако — первая. — Я чуть перевёл дух и спросил дальше. — Как там тебя назвали?
— Хино, государь. — О-па, опять раскололся. Я выразительно прищурился одним глазом.
— И, как ты нашкодил?
— Всё ради дела, важно было провести проверку угольных пластов. — Начал оправдываться озорник.