Я замолкаю, но не свожу с нее глаз. Я навещаю ее уже несколько дней, но за все это время мы толком и не разговаривали, если не считать вечных придирок и приказов. Ее глаза закрыты, но веки дрожат. Снова притворяется спящей.
– А что такое диализ?
Скарлетт сжимает губы, заметно, что она недовольна тем, что я нарушила ее покой. Но все же она открывает глаза, и я уже жду, что она вновь назовет меня любопытной калекой и прогонит прочь.
– Когда твои почки отказываются работать, тебя подключают к специальному аппарату, от которого зависит вся твоя жизнь.
Почки. Ну конечно. Проблемы с почками – это одно из последствий, которое влечет за собой инвалидность. Я читала об этом в брошюре в клинике. Вся дальнейшая жизнь инвалида – это борьба с последствиями, которые зачастую ведут к летальному исходу.
– Шея затекла.
Я приближаюсь к ней, взбиваю подушку, в этот момент Скарлетт смотрит на мои руки и резко хватает ту, на которой шрам.
– Это еще что такое? Зачем ты это сделала?
Я отстраняюсь.
– Я не обязана перед вами отчитываться. Сделала и сделала. Какая разница?
– Глупый ребенок ты. Тебе дается целая жизнь, а ты ее губишь.
– Это вы называете жизнью? – спрашиваю я, ударяя ладонями о подлокотники кресла.
– Знаешь, в авариях люди погибают, а с моим диагнозом долго не живут. Но я и ты до сих пор здесь. Значит, мы еще зачем-то нужны?
Здесь все происходит по расписанию. Все обязаны соблюдать режим дня, словно мы находимся в тюрьме. Проснулся, поел, сходил на час приветствия, подышал свежим воздухом, а затем начинаются путешествия из одной процедурной к другой. Потом беседа с психотерапевтом, ужин и отбой. И так проходит каждый день. Все пациенты следуют расписанию беспрекословно, выполняют каждый пункт на автомате. Когда смотришь на это все со стороны, становится страшно. Неужели и я стану такой же, как они? Потеряю надежду и полностью подчинюсь своей инвалидной коляске?
Звонки Лив после того, как я очутилась в центре, стали редкими, а вскоре и вовсе исчезли. Я очень хочу надеяться, что у нее все в порядке, и не теряю надежды, что хоть изредка она вспоминает обо мне. Не знаю, можно ли это назвать предательством, также я могу лишь догадываться, что послужило причиной в один момент отказаться от меня. Но самое страшное не это. Потрясает то, с какой легкостью я приняла этот факт. Кажется, кошмарнее боли, обиды и разочарования может быть только опустошение, которое как паразит поселяется в тебе, стремительно разрастается, словно раковая опухоль, посылая метастазы к сердцу, которое когда-то любило, к мозгу, который еще недавно трепетно сохранял все воспоминания. Пустота приводит к тому, что ты медленно, но верно превращаешься в овощ.
В перерыве между процедурами я выбираюсь в парк. За неделю я его уже весь исколесила. Изо дня в день я разбавляю свое свободное время наверстыванием кругов по периметру парка. Уныло, уныло и еще раз уныло.
Но этот день оказался исключением. Я сижу под кроной уже полюбившегося мне дерева, читаю книгу, а затем замечаю, как ко мне подъезжает Том. Мы робко обменялись приветствиями.
– Что за книга?
– Про жизнедеятельность птиц.
– Птицами увлекаешься?