– Да, – он все так же топтался на коврике в прихожей.

– Ну, ничего, – улыбнулась Тата, – телефон я высушу. Или куплю новый. Потом, попозже. А пока обойдусь без телефона.

– А как же звонить? – недоумевая, спросил Гена.

– Звонить? – удивилась Тата. – Зачем звонить? А звонить не надо. Ты, Гена, сейчас возвращайся домой. А я на днях соберу твои вещи, и ты за ними заедешь. А звонить, нет, не надо.

С этими словами Тата выдворила Рябцева из квартиры и захлопнула дверь.

Напевая какой-то бодрый мотивчик, она развесила халат с мокрыми рукавами, полотенце. Потом феном высушила волосы, тщательно уложила их, сделала маникюр, выбрав лак морковного цвета. Глаза она накрасила не черной тушью, а темно-коричневой и тени нанесла бирюзовые. Посмотрев на себя в зеркало, она добавила румян на щеки. Так, самую малость, чтобы скрыть бледность. И, покопавшись в шкатулочке, выбрала самые яркие, самые вызывающие серьги и вдела их в уши. Когда она посмотрела на себя в зеркало, то увидела ослепительную рыжеволосую красавицу, с пышной, вечерней прической, роковыми, сильно накрашенными глазами и серьгами до плеч. Вместо вечернего платья на ней была растянутая футболка цвета дохлой мышки и огромные мужские тапки. В собственном облике Тату ничего не смутило, кроме этих тапок. Она аккуратно их сняла, подошла к окну, открыла его и выбросила тапки на улицу. Покончив с ними, она достала из шкафа сверток со своим приданным, развязала розовую ленту и достала шикарный домашний халат и тапочки с вензелями. Облачившись во все это, она накрыла стол. На одну персону.

Красивая салфетка, подсвечник, тарелка из нового сервиза, приборы оттуда же. Немного сыра, немного колбаски, немного копченостей, немного овощей и много (ах, как она хотела отметить поход в загс!), много фруктов, бутылка сладкого «сотерна» из дегустационных запасов и изящный бокал на длинной ножке. Накрытый стол выглядел сейчас так же шикарно, как Тата.

Белозерова села за стол, окинула его взглядом и налила себе вина. «Итак, – сказала Тата про себя, – с победой тебя, с заслуженной и справедливой победой тебя, дорогая тетя Адель! Он никогда не женится на мне! Ты была права!» Тата посмотрела на густую медовую жидкость в бокале и чуть-чуть пригубила. Вино было вкусным, но Тата даже удивилась тому, как не хотелось ей сейчас выпить. Не хотелось заглушить растерянность, боль, обиду. Она знала, что еще немного и это все захлестнет ее с головой, утопит, раздавит. Но все равно не хотелось убежать от этого. А хотелось… есть. Хотелось холодной ветчины, жирного сала с мясной прожилочкой. И черного свежего хлеба захотелось. А еще горчицы к этому и домашний маринованный помидор. Тата оглядела стол, потом решительно встала и выставила на стол все, что было в холодильнике, потом отставила вино, нарезала хлеба и заварила свежий черный чай.

– Вот, это совсем другое дело, – вслух произнесла она, поднесла ко рту высокий бутерброд и… разрыдалась.