Смерть раскрыла перед ними Последнюю дверь — из ее притвора не выходят обратно.

— Как это случилось? — с порога заговорила мать. Голос ее, как всегда, не дрогнул.

— Их предали, о королева, — прошептал дядя Одем.

— Я больше не королева.

— Конечно… прости, Лайтлин.

Ярви вытянул руку и мягко дотронулся до отцовского плеча. Холодное. Интересно, когда в последний раз он прикасался к отцу? Хоть раз прикасался? Он почти наизусть запомнил последний их разговор. Несколько месяцев тому назад.

Мужчина сечет косой и рубит секирой, говорил отец. Мужчина налегает на весла и вяжет тугие узлы. А главное — мужчина носит щит. Мужчина держит строй. Мужчина встает бок о бок со своим соплечником. Разве мужчина тот, кто ни на что из этого не способен?

Я не просил себе полруки, сказал тогда Ярви, как обычно стоя на полосе выжженной земли в битве между стыдом и яростью.

А я не просил себе полсына.

А теперь король Атрик был мертв, и его королевский венец, ужатый кузнецами в короткий срок, тяжело давил Ярви на лоб. Куда тяжелее, чем полагалось тонкому золотому ободку.

— Я спрашиваю, как они умерли? — повторила мать.

— Они отправились обсуждать мировую с Гром-гиль-Гормом.

— С проклятыми ванстерцами мириться нельзя, — пробасил Хурик, Избранный Щит матери.

— Мы обязаны свершить месть, — произнесла мать.

Дядя попытался развеять бурю.

— Вначале идут дни скорби. Верховный король запретил объявлять войну, пока…

— Месть! — Ее голос кромсал, как битое стекло. — Скорую, словно молния, жгучую, словно пламя.

Ярви украдкой взглянул на тело брата. Вот кто и скор, и жгуч, вернее — был прежде. Толстошеий, крепко сбитый — у него уже пробивалась темная, как у отца, борода. Не похож на Ярви всем, чем только можно. Брат любил его… скорее всего. Любовью с кулаками, где протянутая рука дружбы обычно предвещала оплеуху. Так любят того, кто обречен вечно пред тобой ползать.

— Месть, — рыкнул Хурик. — Ванстерцы нам заплатят сполна.

— Да провались пропадом эти ванстерцы! — воскликнула мать. — Надо принудить к послушанию наших. Надо показать им, что юный король тверд, как железо. А когда они с радостью покорятся, вот тогда и горюй, пусть хоть Матерь Море разольется от слез.