— Какое?

Я не знал, как описать увиденное, и промямлил неуверенно:

— Болезненное.

Лицо вернулось в нормальное состояние, зелень сошла, бородавки исчезли. Показалось? Вроде бы не пил.

— Побриться не забудьте, — усмехнулся почтальон.

Он ушёл, а я остался стоять в дверях с бланком в руке — серый бумажный квадратик с типографским текстом. Я повертел его в пальцах и прочитал:

Я кашлянул в кулак. Извещаем извещением? Насильственные меры? Автобаза? С ума они там посходили? Какое дело до меня какой-то автобазе? Понятно, когда полиция или судебные приставы шлют подобные бумажки, но последнее время я законов не нарушал и долгов не делал. Так что пошли они все… Я бросил повестку на трюмо и вернулся к дивану. Образ дивной девушки, явившейся мне несколько минут назад, заставлял кровушку исходить паром. Я лёг в надежде, что эта кудесница явится вновь, и уж тогда мы с ней… А с другой стороны, обозначенная база находилась всего-то в одном квартале от моего дома. Так может сходить? Ради любопытства, и чтоб избежать возможных насильственных мер.

Не переставая сомневаться — идти, не идти — я встал, оделся и вышел на улицу. Зима мгновенно поцеловала меня снежным зарядом. Я утёрся, поднял воротник куртки. На площадке возле подъезда копошился дворник.

— Здорово, Фасфуд.

Дворник выпрямился.

— Фархунд моя звать. Слушай, зачем каждый раз имя коверкаешь?

— Ай, дарагой, не обижайся. Совсем умом плохой стал.

Фархунд не обиделся, мы с ним друзья, а друзья друг на друга не обижаются. Иногда мы сидим у него в дворницкой, болтаем по душам и пьём чай. Чай у него вкусный, душистый. Уж не знаю, что он в него подмешивает, но лучшего чая я ещё не пробовал.

Фархунд, радуясь минутной передышке, облокотился о лопату и спросил:

— А ты чего ни бритый? — и прищурился. — Слышал, жена ушёл?

— Ушёл, — кивнул я. — Как насчёт вечером пивка попить?

— Эй, пива нельзя, пива — плохо. Заходи, чай пить станем.

— Зайду.