— Так, Миронов, вас тут заискались, — послышался шутливо-задорный голос Емельяна. За ним шли Егерь и Медведь с Ежом, — Во, сколько народу собрал, чтоб тебя найти, а ты тут. Убежал по-английски, — он гоготнул.

— Это мои друзья, которые из плена меня вытащили, и с которыми теперь крышу над головой делю. Запоминай: Емельян, Егерь, Медведь и Еж. Братья по оружию, столько уже пережили, — представил он своих друзей Захару, — А это — мой сводный брат — Захар. Будьте знакомы.

Рейнджеры по очереди поздоровались с Захаром.

— Так что ты там говорил? — спросил у Захара Вадим, — Говорила тебе Юля в рейд идти, а ты? — рейнджеры расселись вокруг них.

— Сначала не слушал её, — продолжил брат, — А потом взял да пошел. В дневной. Навязался с группой небольшой, да и вышли. Много полезного не нашли, так что рейд бесполезный вышел. А возвращаемся, слышим — стрельба на станции. Замолотили в гермоворота, а их не открывают. Заперли нас, не пропускают. А мы все молотим и молотим. Жены же там, дети! Вот сердечко не на шутку и разошлось. Открыли спустя минут десять, когда закончилось все. Бают, что фашисты штурмом хотели станцию взять, как самую плохозащищенную из всех. С Цветного бульвара и пошли. Да не просто кто, а сам Железный легион! Месиво было, что и представить страшно. Блокпосты прошли, как раздавили, будто и не стояло никого там. А потом рванули двери на станцию, да в атаку пошли. И, мрази, никого ведь не щадили! Всех косили! От мала до велика! А у меня… — он остановился, — Палатка близко к платформе стояла. Они на эту платформу прорвались и… — Захар всхлипнул, — По гражданским лупить начали! Понимаете?! По гражданским, суки! Юльку мою скосили! Уроды! И детей не пожалели! Мать с дочерью рядом лежали, а Санька… Перед ними, в нескольких шагах. Семью защищал, сынишка мой, собою закрыть пытался! — на глазах Захара выступили слезы, — Я… Я… опоздал. Из-за сраного рейда! А теперь… какая мне жизнь без семьи? Вот и иду воевать, себя не жалея. Заберу с собой, как можно больше, и туда, к жене, к детям. Никогда этим нацистам семью свою не прощу, с-с-с-суки! Ненавижу! — Захар в отчаянии закрыл лицо рукой. Рейнджеры сидели молча, не зная, что и сказать. Вроде, и поддержать надо, а вот как?

— Выйду ночью в поле с коне-е-ем, — начал грустно, без энтузиазма Емельян.

— Ночкой темной тихо пойде-е-ем, мы пойдем с конем по полю вдвоём…

— Мы пойдём с конем по полю вдвоем, — поддержал Егерь, теперь пели они вместе, — Мы пойдем с конем по полю вдвоем, мы пойдем с конем по полю вдвоем.

— Ночью в поле звезд благода-а-ать, — начал петь Медведь, — В поле никого не вида-а-ать.

— Только мы с коне-е-ем по полю идем, — пело трио, — Только мы с конем по по-о-олю идем.

— Сяду я верхом на коня — подпевали рядом стоящие ганзейцы, кто знал песню. Круг расширился, добавлялись все новые и новые люди, — Ты неси по полю меня-я-я!

По бескрйане-му полю моему, По бескрайнему полю мо-е-му… Дай-ка я разок посмотрю, Где рождает поле зарю, Ай, брусничный цвет, алый да рассвет, Али есть то место, али его нет. Ай, брусничный цвет, алый да рассвет, Али есть то место, али его нет.

— Полюшко мое — родники, — пели Емельян, Егерь и ещё один ганзеец.

— Дальних деревень огоньки, Золотая рожь, да кудрявый лен… Я влюблен в тебя, Россия, влюблен… Золотая рожь, да кудрявый лен… Я влюблен в тебя, Россия, влюблен…

Вадим почувствовал руку на своем плече. Рядом сидящий Емельян обнял его и Егеря. Вадим обнял его в ответ и Захара. Весь круг и даже те, кто стояли за ним, обнялись за плечи и пели. Пела вся платформа:

— Будет добрым год-хлебороб, Было всяко — вся-я-яко пройдёт! Пой, злата-а-ая рожь, пой, кудрявый лён, Пой о том, как я в Россию влюблён. Пой, злата-а-ая рожь, пой, кудрявый лён,

— Все замолчали, и Емельян закончил один:

— Мы идем с конем по по-о-лю вдвое-е-ем.

* * *

Майор вызвал Вадима к себе на личный разговор. С глазу на глаз. Командиров поселили в палатки на временное пребывание, так что Вадим направился к одной из них. Теплого приема он не ожидал.

Аккуратно зайдя в палатку, выпрямился и сказал:

— Здравия делаю, товарищ майор. Вызывали?

Майор чистил свой РПК. Он поднял взгляд на Вадима и, сказав «Вольно», подошел к подчиненному.

— Биться готов? — спросил он.