– О Гилфинг… «Как это»… Ну, выйди из комнаты и стукни чем-то звонким… Медный тазик урони.
– Зачем?
– Затем. Барон спит уже давно. Возможно, он давно бы проснулся, если бы не твои чары.
– Мои?
– Ну, мои. Эрствин, послушай. Если план заговорщиков пострадает по вине твоего отца, потому что он слишком долго спал – они обозлятся на него. Нам этого не нужно, так? Так. Значит, он должен проснуться и начать действовать вместе с Сектером и другими. Тогда мы с помощью амулета узнаем их планы и найдем удобный момент, чтобы вмешаться таким образом, чтобы честь Леверкоев не пострадала. Ты согласен?
Эрствин не понимал происходящего, не одобрял отца, не до конца был согласен со мной и вообще чувствовал себя не в своей тарелке… Однако мой уверенный тон и наглядная демонстрация магии должны были его увлечь. Дождавшись его хмурого кивка, я продолжил:
– Дальше. Ты обязательно должен отпереть ту вчерашнюю дверь. Это рискованно, но я боюсь, что нам может потребоваться вход в Большой дом… И последнее. Поскольку твой отец собирается спровадить Лериану в монастырь, я предполагаю, что он и тебя куда-то отправит или спрячет…
– Еще чего! Папа боится за Лану, потому что она женщина и вообще…
– Нет, друг мой, я знаю, что говорю. Вспомни, барон собирается совершить нечто неблаговидное, стало быть, он не захочет, чтобы ты был тому свидетелем. Так что будь готов, он тебя наверняка отправит на эту ночь из Большого дома… Не знаю куда… Ну… Вперед, мой прекрасный сэр – герольды уже трубят!
Глава 30
Только когда Эрствин, бросив в мою сторону последний печальный взгляд, скрылся за углом, я сообразил, что допустил одну ошибку. Нам следовало назначить другое место встречи, потому что торчать здесь, в переулке, было не очень-то хорошо. Но… что сделано – то сделано. Не оставалось ничего другого, как оставаться на месте и хотя бы при помощи моего «слушающего» заклинания следить за происходящим внутри Большого дома… К тому же этот переулок уже начал казаться мне вполне уютным местечком, я к нему привык.
Я снова присел под стеной и приложил к уху амулетик. Поскольку талисман Леверкоев пока что находился у Эрствина в кармане, я, разумеется, ничего не слышал. А те многочисленные шорохи и поскрипывания, что издавал мой кулон, могли быть в равной степени шумами, производимыми самим пареньком при ходьбе, отголосками того, что происходит вокруг него и просто помехами, создаваемыми магией старинного амулета. В родовое достояние Леверкоев было вложено множество различных заклинаний, а я точно знал, что при взаимодействии столь разносторонней магии результат может оказаться совершенно непредсказуемым – во всяком случае, непредсказуемым будет влияние старых камней медальона на работу моего, нового. Сложная многослойная магия вполне может проявлять себя в виде странных зримых и слышимых образов – ну, например, как снопы искр при ударе заколдованным оружием…
Я задумался, тщетно пытаясь сообразить, какие ходы предполагают сделать нынешней ночью Сектер и его союзники и почти перестал обращать внимание на шум из кулона – но вот до меня донесся довольно резкий звон. Должно быть, мой приятель исполнил номер с тазиком. Я прислушался, надеясь выделить из посторонних шумов те, что позволят мне понять обстановку в баронских «покоях». Похоже, сэр Вальнт, едва проснувшись, тут же вскочил и начал собираться. Во всяком случае, я так предположил. Затем я различил его голос:
– Гангмар… Едва не проспал… – и гораздо громче, – Эрствин, поди сюда…
– Да, папа, – донеслось издалека, амулет вполне сносно передавал то, что говорит его носитель, но другие голоса слышались словно сквозь толстый слой ткани.
– Эрствин, скажи Лериане, чтобы заканчивала собираться. Затем выгляни, не ждет ли у входа паланкин.
– Какой паланкин, папа?
– Я просил настоятельницу прислать его за Ланой. Ты должен сразу узнать – бело-голубой. И слуги в белых накидках…
– Да, папа.
Потом Эрствин, вероятно, отправился исполнять поручения, а барон затеял какую-то возню, сопровождаемую лязганьем и звоном. Мне казалось, что если подслушиваешь при помощи навешенного на кого-то амулета, можно достаточно точно определить, что делается вокруг него, но… Я был вынужден большей частью домысливать происходящее, исходя из известных мне фактов, нежели заключать из того, что слышалось в амулете… Несколько минут бесполезного вслушивания в стуки и шорохи… Затем чей-то невнятный голос, кажется, Эрствина. Я рискнул встать и, придерживая кулон с заклинанием (левой рукой, левой!), обойти дом, за которым прятался все это время, чтобы глянуть на вход в Большой дом. Эрствина я уже не увидел, но бело-голубой паланкин там стоял. Двое носильщиков в белом расположились рядом, их расслабленные позы предполагали, что они ждут долго. Ну и как обычно вокруг сновали люди – работа Совета была в разгаре, служащие разного ранга сновали через вход туда и обратно. Рядом со входом скучали стражники… Я не стал оставаться в опасной близости к людному перекрестку и отправился в облюбованный мной переулок. Тем временем из кулона донеслись звуки разговора. Я предположил, что Лана предприняла последнюю попытку отговорить барона – бесполезно, на мой взгляд. Раз уж сэр Вальнт выпросил паланкин… Слов его племянницы я не разобрал, ее речь была тихой и невнятной, к тому же постоянно прерывалась всхлипами и нытьем. Зато голос барона звучал вполне отчетливо: