Потом бомбежки прекратились. В родном районе Ингрид поселились русские. Они заняли все дома и квартиры, а посреди улицы поставили огромную палатку. Некоторые русские были хорошие, они давали Ингрид сигареты для мамы и хлеб. Почти весь Берлин разбомбили, куча домов развалилась, везде валялся мусор и кирпичи, ничего не работало, воду приходилось брать из труб на улице и носить домой в ведрах.

Русские солдаты говорили, что Гитлер умер, что Россия выиграла войну, Берлин теперь часть России, и Ингрид станет русской, а не немкой. Очень многих немцев угоняли в Россию работать на заводах, даже стариков. Ингрид с мамой тоже отправили работать, они вместе с другими женщинами разбирали горы камня и кирпичей, расчищая место. Их кормили в уличных кухнях. Каждый день они стояли в очереди за хлебом и супом.

Мама Ингрид нашла себе нового парня, русского офицера по имени Илья. Он был огромного роста и бородатый. Он приходил к ним, и Ингрид сидела в кухне, пока ее мама была в постели с этим офицером. Но вообще он был милый и приносил им еду — колбасу, шоколад и печенье. А маме Ингрид он приносил водку, и иногда они напивались, и тогда Ингрид уходила на улицу и играла среди развалин.

Тогда очень много ребятни играло на улицах и в разбомбленных зданиях. Они все были как Ингрид. Отцы у всех погибли. Лето стояло жаркое, и иногда дети находили в домах мертвые тела. По запаху. Везде стояли разбитые немецкие танки и старые помятые машины.

Однажды дети впятером играли во дворе среди куч щебенки и песка. У них нашелся кусочек мела, и они решили поиграть в дочки-матери. На земле нарисовали дом, Ингрид была ребенком, две девочки постарше — мамой и папой, а еще один мальчик — младшим братом. Пятая девочка бегала по двору и споткнулась о кучу мусора. Там оказалась бомба, которая взорвалась. Ингрид отбросило через весь двор, как куклу, и она ничего не видела из-за дыма и пыли в воздухе. Она обожгла щеку, и по лицу текла кровь. Все остальные дети погибли.

Русские солдаты прибежали, услышав взрыв, и спасли ее. Ее отнесли в лагерь к русскому врачу. Он вынул ей из щеки осколок металла размером с орешек и зашил рану. Ингрид кричала.

Маму Ингрид взяли на работу к русским солдатам. Она готовила им и убирала. На работу она уходила с самого утра и оставляла Ингрид одну. А по вечерам она гуляла с Ильей. Так что она была либо на работе, либо пьяная, и Ингрид делала что хотела.

Иногда она торчала на улице с детьми постарше, которые воровали из магазинов или из русского лагеря. Ингрид была совсем маленькая и могла пролезать в форточки и дыры в заборе. А еще она выглядела совсем милой и доброй, и поэтому ее ставили на стрёме.

Мальчик по имени Клауси — ему было лет двенадцать — присматривал за Ингрид и приносил ей еду. Он не давал другим ее дразнить и брал с собой, когда все шли на дело. Иногда им доставались конфеты — некоторые магазины уже открылись — а иногда они крали папиросы из армейских грузовиков.

У Клауси не было родителей. Он жил в подвале со своим братом Иоганном — или Ганси — и они были главные в детской банде, которая слонялась по улице, тырила, что плохо лежит, и всем мешала.

Соседки не любили маму Ингрид, плевали ей вслед и звали ее «rabenmutter», то есть «мать-ворона», потому что считается, что вороны не присматривают за своими детьми.

Начиналась зима, и Ингрид приходилось собирать дрова и жечь костер в квартире, потому что не было никакого отопления или газа. Воду по-прежнему носили из трубы на улице. Мама все реже бывала дома и приходила всегда пьяная.

Однажды она ушла навсегда.

Ингрид ждала ее в квартире, но мама не вернулась. Тогда Ингрид нашла Клауси и сказала, что мама пропала, и Клауси решил, что ее убили русские, потому что они насиловали немецких женщин, а иногда убивали. Два дня Ингрид ходила по Берлину с Клауси и Ганси. Они искали ее маму. Они заходили к русским солдатам и спрашивали, не видели ли они маму Ингрид, но солдаты не понимали немецкого, кричали и прогоняли их. Однажды Ингрид увидела Илью — он стоял у грузовика и разговаривал с солдатами. Она подбежала и спросила, где мама. Солдаты заржали, а Илья дал ей кусок шоколада, погладил по голове и ушел.

Ингрид осталась в своей квартире. С ней поселились Клауси и Ганси, и они все вместе спали в маминой кровати. В школу они не ходили, родителей у них не было, они воровали еду или выпрашивали ее и разбирали старые дома на дрова. Ночью они рассказывали друг другу сказки, лежа в постели, и Клауси обнимал Ингрид.

Однажды какие-то старики постучали в дверь. Это оказались копы. Они знали немецкий и искали сирот, чтобы забрать их в приют. Клауси и Ганси не хотели идти с ними. Клауси сказал, что их отправят в Россию работать на шахтах. Но старики выгнали их всех из квартиры. Клауси и Ганси посадили в большой фургон.

Ингрид вытащили на улицу. Старик нес ее на руках довольно долго, пока они не пришли к большому серому зданию рядом с церковью. Там он отдал ее священнику, и ей пришлось сидеть в большой комнате с кучей других детей. Священник и две женщины-немки дали им хлеба и супа, а потом священник прочитал миллион молитв, всем раздали одеяла и заставили спать на полу.

На следующий день детей повели мыться. Они стояли в очереди в одних трусах, а потом залезали в жестяную ванну с холодной серой водой, и толстая баба мыла их с мылом. Вытершись жестким полотенцем, Ингрид получила новую одежду, короткое серое платье, серый свитер, шерстяное пальто и черный берет. Еще всем раздали новые трусы и чулки и школьные сумки из парусины.

Потом огромный уродливый старик в форме спросил у Ингрид, как ее зовут, где она живет и кто ее родители. Она сказала, что ее отец погиб на войне, а мать убили русские солдаты, и тогда старик погладил ее по щеке и улыбнулся.

Их выгнали на улицу и загрузили в большой автобус. Детей оказалось семьдесят или восемьдесят, все совсем мелкие, все в серой одежде и беретах. Автобус вез их прочь из Берлина, мимо развалин, мимо очередей за едой, мимо сотен русских солдат, их танков, грузовиков и пушек. Они приехали в деревню. Ингрид никогда раньше не была за городом. Деревья стояли голые, огромные ямы от бомб были засыпаны серым снегом. Автобус все время останавливался, в него заходили солдаты и разглядывали детей.