Повод для вызова участкового терапевта: «боли в сердце». Бабке 78 лет. Иду на вызов. Звоню-стучу, но мне никто не открывает. Ну и ладно, сунула в дверь записку: «Такого-то числа в 11.30 приходил участковый врач. Вы не открыли дверь». И со спокойной совестью свинтила.

На следующее утро вызывает завполиклиникой, с порога начинает орать:

– Какого хрена не сходила к той бабке после приема?!

Оказывается, эта старая мразь вызвала врача и ушла, видите ли, в церковь. Пришла домой из церкви, обнаружила мою записку, тут же набрала заведующую и начала причитать:

– А чей-то она не предупредила, во скока придет, а? Я ж в церковь ходила причащаться, я к причастию неделю готовилась, чо мне теперь, весь день ждать ее, у окна сидеть, что ли? Не причащаться из-за нее теперь, что ли?!

И наше неугомонное начальство вместо того, чтоб приструнить охуевшую старуху, заставило писать объяснительную – мол, так и так, приперлась на вызов не вовремя и после приема не соизволила проконтролировать пациентку. Позор на мои седины, и нет мне места в благородной профессии врача.

Храни вас господь от долбоебов среди начальства!

А у нас в одном из отделений работал интерн Максим – дядька под два метра. Так вот, когда в приемнике какое-нибудь быдло вело себя неподобающим образом и размахивало на нас руками, мы с девчонками ему звонили. Он снимал халат и заходил в приемник с уличной стороны. Хватал этого гопника, бил ему в рыло и уходил, типа он просто психопат прохожий. Потом переодевался обратно и шел в отделение. А претензии не к кому предъявлять.

Я – хирург поликлиники.

Ходила по вызовам.

Дедушка, 89 лет, начинается гангрена стопы, глухой, заторможен, сонлив. Говорю:

– В больницу надо.

Бабуся его категорически против, говорит:

– Во время войны ему в эту ногу было ранение. Хотели ампутировать. Он протянул врачу часы, снятые с убитого им же немца: «Мне 18 лет, сделайте что-нибудь». Ногу тогда спасли.

Вот сижу перед ними, что делать – не знаю…

По второму адресу дед 98 лет – слепой, глуховат. Несмотря на перелом шейки бедра, старается быстро приготовиться к медосмотру. На стенах фотографии, где он в наградах, где он молодой. Говорит, болят плечи, живот, бедро, стопы. Говорит четко, тактично, вежливо… За ним ухаживает дочь – строго, не сюсюкает, да он ей и не жалуется… Стою перед ними, как дура…

Третий адрес – маленькая такая бабуся, 101 год – свежий перелом шейки бедра, строгий постельный режим. Улыбчивая, никаких жалоб. В своем уме и памяти. Извинялась все время, что ухаживающие меня вызвали…

Четвертый – 95-летний дедушка, тоже ветеран. Чем-то внешне на Толстого похож, бородатый. Почти не говорит. Почти не двигается. Он пожелтел. Смотрел на меня с какой-то надеждой и все время пытался пожать мне руку.

К чему я это все?

Я – врач. И из всей возможной высокотехнологичной медицинской помощи смогла только сделать запись в карте и громко сказать, что они «молодцы».