И тут Рэм почувствовал – еще очень робко, не веря самому себе, – как несколько сотен людей подчинились его словам. Как желают они добраться вместе с ним до выхода из длинного лабиринта Как жаждут они продолжения. Даже академик Нанди.

Это необычное ощущение соединилось на краткий миг с другим, еще более странным: тень души Пестрого Мудреца, умершего столь давно, легла на его собственную душу. Эфирное… прикосновение… Ободряющее. «Попробуй на вкус то, что когда-то чувствовал я. Распорядись этим как должно».

Почудилось?

Всю жизнь он будет вспоминать невозвратимое мгновение. И до смертного часа не избавится от его привкуса…

Дальше пошел простой материал.

Белая княгиня понимала, разумеется, как важно укрепить порядок в стране. А если дать трем четвертям населения спокойно резать и грабить иную четверть, люди озвереют от легкой крови, княжество покроется коростой бунтов, а пашни, и без того сильно запустевшие, окончательно лишатся пахарей в целых уездах. Налоги станет не с кого собирать. Царя пандейского родичи убитых вынудят совершить еще одно вторжение – ради мести. И прольется новая большая кровь.

Зачем? Белая княгиня, как говорят в один голос анналисты, отличалась умом и непреклонной волей. Ей требовалось остановить резню, и старый учитель крепко помог государыне. Она хотела править богатой многолюдной страной. В конечном итоге ее желание исполнилось. Оба – старик и женщина – вразумляли свой народ, не пуская его на путь губительной свирепости. Обоих, надо полагать, ругали на чем свет стоит. С обоими, хоть и не сразу, согласились. А потом объявили их великими людьми.

Мемо Пестрый Мудрец умер в почете и достатке, окруженный учениками и восторженными поклонниками. Его хоронили любимая жена, четверо детей, семеро внуков. И на этом можно было бы поставить точку, объявить жизнь первого академика вычерченной до полной ясности. Однако есть деталь, которая не позволяет поступить подобным образом.

– Помните, – с легкой улыбкой произнес Рэм, – в самом начале я перечислил произведения Мемо. И назвал помимо «Жития» и трактата «О соблюдении порядка» еще и «Малый комментарий». Помните?

По лицу академика Нанди Рэм понял: уже забыли. Но сейчас начали припоминать. Четверо или пятеро заулыбались: «Ах, еще и это. Новинки не закончились. Что ж, давайте, молодой человек, вынимайте очередного кролика из шляпы». Дана смотрела на него со спокойной неотрывностью – притягательной и чуть пугающей.

Никто не зевнул.

Он работал за кафедрой вот уже час, да, без малого час, но все еще не лишился их внимания. Славно, очень славно.

А по всем законам божеским и человеческим аудитории давно пора вовсю раззевываться…

– Никогда прежде «Малый комментарий» не публиковался. Он еще не введен в научное обращение. Текст был обнаружен вашим покорным слугой в… Музее жандармерии.

Сколько изумленных рож!

– Точнее говоря, в Отделе редких книг и рукописей крамольного содержания.

Сколько раздосадованных рож!

«Как просто! Мог бы и я его отыскать. Парню просто повезло…»

Да, могли бы. Но, как сказал Рэму профессор Каан, «Такие вещи приходят в руки только тем, кто по-настоящему спятил от науки. А кто недоспятил, к тем не приходят». Лишь полный псих примется искать древние рукописи в жандармских закромах. Правда, прежде он должен будет пройти еще с полтора десятка мест, где материалы по его теме можно отыскать лишь чисто теоретически.

На лице академика Нанди промелькнуло одобрение. Показалось? Нет, совершенно определенно.