Разве что обнять покрепче. Юлька и обняла, прижала к себе, как самое дорогое. Митька почувствовал ее нежность и замер, ловя момент, удивляясь ощущению невесомости и сиюминутного кайфа от близости любимой девушки, которая уже не боялась, не металась, а совершенно точно была счастлива в его, Митькиных, объятиях. Он очень хотел увидеть ее глаза, потому, скрепя сердце, опустил драгоценность свою, взял за плечи, заставив смотреть на себя.

— Загорела, Юль. Ты очень красивая, — держал за плечи и внимательно разглядывал сияющую девочку свою, заметил, что босиком! — Почему босая? Холодно же! Идем, скорее, — Широков одной рукой обхватил Юльку и, приподняв, потащил к своей двери.

Нашарил ключи в кармане брюк, открыл дверь и внес себя и ее в дом. Скинул ботинки нога об ногу, не отпуская Юльку, а потом оба оказались в гостиной.

— Я сейчас, Юлька! Только за носками тебе сбегаю, — Широкова унесло в гардеробную, не смотря на протесты Юльки, — Вот как ты так, а?

— Митя, пустое! Я не замерзла вовсе! — Юлька не хотела никаких носков, из — за них пришлось отпустить Митю, правда недалеко, всего лишь в соседнюю комнату, но ей уже не хватало напасти ярославской!

И вот скажите мне, куда делись ее сомнения и метания? Где же мысли о муже и некрасивом моральном облике Анны Карениной? Сидит счастливая чужая жена на соседском диване и от радости чуть не плачет!

Митька уже бежал обратно с носками в руках, грохнулся на коленки рядом с Юлькой и обхватил горячими руками ее ступни.

— Я не замерзла… Не успела. Ты быстро прибежал, — говорила Юля тряским голосом, понимая, что ничего более приятного с ней еще не происходило.

У Мити очень горячие руки, и руки эти согревали ее ножки и всю ее сразу. Чудо? Вероятно. Это непонятное для Юльки явление удивительным образом затронуло все ее нервы. Говорят «нервы напряжены до предела», вот и Юлька замерла от простого прикосновения и дошла до какого — то неведомого предела. Митька понял сразу, что Юлькино настроение изменилось, и посмотрел прямо ей в глаза.

— Юль…я тебя не отпущу сейчас. Хочу, чтобы знала, — москвичка вздрогнула, но глаз не отвела.

— Не отпускай, Мить… — Широков услышал, хотя и сказала она это очень тихо, боялся верить своим собственным ушам.

— Ни за что…

Митька рванулся к ней и оба они задохнулись в поцелуе, настолько жарком и страстном, что явись за ними обоими сейчас главный демон Ада или посланник Божий, они даже не заметили бы.

А потом лихорадка желания и дрожь рук, пытающихся снять одежду. Юлька все никак не могла расстегнуть пуговицы на форме Мити, почти заскулила от обиды, попыталась дернуть ворот.

— Митя, быстрее… — ее всхлип взвинтил и без того обезумевшего Широкова.

Без слов подхватил он полураздетую свою напасть и ломанулся в спальню. А там уже и пуговицы расстегнулись сами собой, иные поотваливались и застучали по паркету сухим горохом. И вот уже его жадные губы на загорелой, гладкой коже, а ее нежные руки на крепкой груди. Жаркий шепот, поцелуи, куда придется и стоны, всхлипы… И все упоительно, желанно. Слишком хорошо, чтобы быть просто страстью и вожделением. Она слишком отдавалась, а он слишком брал.

Кто сказал, что любят только душой и сердцем? Почему не упомянул, что тело тоже умеет любить и говорит об этом самым правильным, самым приятным образом? Юленька самой себе еще не призналась, что любит Митю, а вот тело ее уже говорило, отвечало на те его слова давешние, сказанные в проулке между домом и магазином на углу. Митька чувствовал сейчас всю Юльку, малейший ее вздох, легкое трепыхание венки на шее и понял, что она его. Вот совсем вся его. И любит! От понимания этой прекрасной правды, ухнулся он в глубочайший омут удовольствия, утянув за собой и ее, сияющую, манкую, любимую. Впитал в себя ее долгий стон и ответил своим.

— Юлька, я люблю тебя… — ничего другого Митя просто не мог сказать!

Вот же оно, сокровище, в его руках. Гладкое, горячее, упругое, бесконечно дорогое и желанное. Но его ли? Вот только что, чувствовал он ее всю, принял ее трепет и восторженный всхлип, но почему она молчит сейчас в ответ на его слова? Почему не скажет ему, что она тоже любит и будет с ним, будет его?! Он ждал, а она без слов обняла его крепко и уткнулась в его шею, тихонько целовала и молчала, молчала…

— Скажи хоть слово, не молчи! — голос его сорвался.