Его трясло.

Он еще не осознал в полной мере, что натворил, хотя понимание уже отдавалось внутри легкой тошнотой и отвращением. Досада и злость понемногу отпустили, и стало совсем паршиво. По привычке начав спускаться в архив, Дэн замедлил шаг, остановился, обернулся. Поежившись, застегнул толстовку и пригладил ладонью взъерошенные волосы.

Оставаться здесь не было смысла. Столь откровенного оскорбления Алексеенков не стерпит: как пить дать при случае накатает очередной рапорт или найдет иной повод сгноить его в ненавистном архиве. Это если раньше не потребует от Барона отстранить его от службы в Ордене. Насовсем. И что тогда останется? Сгребать за подопытными мышами вонючие опилки в лабораториях, как Матвеев?

Стоп!

Матвеев с его связями и репутацией ненормального.

А ведь мысль!

Еще не представляя, что собирается делать, но уже воспрянув духом, Дэн направился вверх по лестнице.

В коридоре этажом выше ничего не изменилось: те же удушливые лекарственные запахи – от них с непривычки начинала кружиться голова и свербело в носу; те же мрачные закопченные стены с распахнутыми настежь дубовыми дверями, окованными железом; тот же жар, от которого на коже вмиг выступал пот. Разве что фиолетовый плащ Ирины больше не маячил в клубах едких испарений.

Дэн неуверенно двинулся по коридору, украдкой заглядывая в лаборатории. Свет почти нигде не горел, лишь загадочно поблескивали в темноте колбы, мензурки, трубки и пробирки.

– Правильно, милок, правильно, уши заячьи сушеные, – услышал Дэн, поравнявшись с помещением, где не было ни штативов, ни реторт, ни спиртовок, ни шкафчиков с ингредиентами. Здесь стоял стол, за столом мужчина в белом халате сосредоточенно копался в каких-то толстенных справочниках, а напротив, спиной к двери, давешняя сгорбленная старуха в балахоне диктовала скрипучим басом:

– Кишки жабьи, третьего года в июне в полнолуние извлеченные, – двести граммов. Шкурки медянок, вымоченные в спирте, четырнадцать штук. Умбониу Вестиариум без раковин, полкило…

– А это еще что такое? – Мужчина прекратил шуршать страницами и поднял на старуху глаза. Заметил Дэна и осведомился: – Тебе чего?

Старуха недовольно забубнила. Дэн ответил:

– Я ищу Матвеева. Он где-то здесь…

– Дальше по коридору, в зверинце. Увидишь.

Дэн кивнул и поспешил ретироваться.

– Моллюски это, черноморские, – донеслось ему вслед басовитое бормотание ведьмы. – Страница пятьсот сорок семь, второй столбец, первый абзац снизу. Вот молодежь, чему вас только учут…

Зверинец нашелся через две двери, но дойти до него не вышло – Матвеев сам выскочил из помещения, таща за собой шлейф острого запаха грязных носков. Мыши, догадался Дэн, крысы и прочие грызуны. Заметив Дэна, встрепанный маг крепче прижал к себе клетку с какой-то зверушкой и припустил навстречу, смешно подпрыгивая и выбрасывая вперед тощие, костлявые и какие-то ломкие, словно у кузнечика, ноги.

– Гордеев! – взволнованно воскликнул он. – Идем, идем, нечего тут маячить. Если увидят…

Дэн так и не понял, чем грозило его появление в лабораториях. Видимо, паранойя Матвеева распространялась не только на желание побороть все мировое зло.