«Я постараюсь сделать так, чтобы вы всегда могли связаться со мной. Однако нам еще нужно сократить расходы. Мне неловко говорить это психиатру, но сейчас вам просто необходимо поговорить по душам с человеком, которому вы доверяете, – с другом, с терапевтом. Будущее рисуется вам в самых мрачных красках, и вы все сильнее паникуете, поэтому вам нужно услышать другое мнение. Может, вам стоит поговорить с женой?»
«Моя жена живет в другом мире – мире икебаны».
«Где? Ике… что? Простите, я не понимаю вас».
«Икебана, знаете, японское искусство составления цветочных композиций. Она помешана на этом и еще на буддийской медитации. Я ее практически не вижу».
«О, да, да… понимаю… как? Ах да, икебана… да, я слышала об этом… японское искусство составления цветочных композиций. Понимаю. И вы говорите, что она живет в том мире? Почти не бывает дома?.. Как же так, вам, должно быть, очень тяжело. Ужасно. И вы все время один… сейчас, когда она так вам нужна. Ужасно».
Такая человечная реакция Кэрол удивила, но в то же время тронула Маршала. Какое-то время они сидели молча, потом Маршал не выдержал и произнес: «Вы говорили, что вас ждет следующий клиент».
Тишина.
«Миссис Астрид, вы говорили…»
«Простите, доктор Стрейдер, – перебила его Кэрол, вставая. – Я задумалась. Жду вас завтра. Держитесь. Я на вашей стороне».
Глава 24
Маршал ушел, а ошеломленная неожиданным известием Кэрол еще несколько минут сидела, пытаясь собраться с мыслями. Икебана! Японское искусство составления цветочных композиций! Нет, сомнений быть не могло: ее клиент, доктор Маршал Стрейдер, – это терапевт, у которого лечился Джесс. Джесс иногда рассказывал Кэрол о своем бывшем терапевте, и всегда с восхищением, подчеркивая его порядочность, преданность своей профессии, эффективность. Сначала Джесс не хотел говорить, почему перешел от него к Эрнесту, но потом, когда их отношения стали более близкими, он рассказал о том апрельском дне, когда в алых зарослях плакучего клена ему открылось шокирующее зрелище: жена его терапевта в объятиях буддийского монаха.
Но Джесс решил, что обязан хранить тайну, касающуюся личной жизни своего бывшего терапевта, и отказывался назвать Кэрол его имя. Но ошибки быть не могло: это Маршал Стрейдер. Не так уж много в Америке терапевтов, у которых жена – буддистка и специалист по икебане!
Кэрол едва дождалась обеда, когда у нее была назначена встреча с Джессом; она не могла вспомнить, когда еще ей так не терпелось поделиться с другом новостью. Она представляла себе удивленное лицо Джесса: «Нет! Просто не верится! Ужас какой – девяносто тысяч долларов! И, поверь мне, этот человек здорово потрудился, чтобы заработать эти деньги. И он пришел с этим именно к тебе!» Она представила, как он будет ловить каждое ее слово. Она вспомнит все самые мельчайшие детали, чтобы подольше рассказывать эту сенсационную новость.
Но вдруг она резко осадила себя – Кэрол поняла, что не может рассказать Джессу об этом. «Я не имею права рассказывать ему о Маршале Стрейдере, – подумала она. – Я должна молчать даже о том, что он приходил ко мне. Я дала клятву конфиденциальности».
Но ее так и подмывало выложить все Джессу. Может, когда-нибудь у нее появится такая возможность. А сейчас ей придется держать себя в руках и не выходить за рамки кодекса профессионального поведения. И еще вести себя так, как хотел бы Джесс, а именно – приложить все усилия, чтобы помочь его бывшему терапевту. Это будет непросто. Ей никогда не нравились мозгоправы. А этот конкретный мозгоправ, доктор Стрейдер, ей нравился и того меньше: слишком много скулит, слишком серьезно к себе относится, еще эти ребяческие заявления о футболе – тоже мне мачо! Маршал был раздавлен, но присущее ему высокомерие ощущалось не менее отчетливо. Неудивительно, что он нажил врагов.
Но доктор Стрейдер сильно помог Джессу, поэтому Кэрол решила сделать ему подарок и предпринять все, что в ее силах, чтобы помочь этому клиенту. Ей нравилось дарить Джессу подарки, но хранить подарок в тайне, тайком быть доброй самаритянкой, да так, что Джесс и не догадается о ее добрых делах, – это будет трудно.
Кэрол всегда умела хранить секреты. Она была мастером манипуляций и интриг и успешно пользовалась этим в суде. Мало кому хотелось представлять противоположную сторону в зале суда, когда Кэрол бралась за дело. Ее знали как искусного специалиста, способного на опасные трюки. Ложь давалась ей легко, и она не делала различий между личной жизнью и профессиональной. Но за последние несколько недель ей надоело лгать. Было что-то восхитительное, освежающее в искренности, на которой были построены ее с Джессом отношения. Каждый раз, когда они встречались, она отваживалась открыть ему что-то новое. И за каких-то несколько недель Джесс узнал о ней больше, чем кто бы то ни было. Она умолчала только об одном: об Эрнесте!
Они почти не говорили об Эрнесте. Кэрол решила, что будет значительно проще, если они не будут обсуждать между собой терапию и не будут говорить с Эрнестом друг о друге. Сначала она хотела было настроить Джесса против Эрнеста, но быстро отказалась от этой мысли: вне всякого сомнения, терапия шла Джессу на пользу, к тому же Эрнест ему очень нравился. Кэрол, разумеется, не стала рассказывать Джессу о том, в какую игру она играет с Эрнестом и какие чувства она к нему испытывает.
«Эрнест – гениальный терапевт! – воскликнул однажды Джесс после особенно удачного сеанса. – Он такой честный, такой человечный. – И Джесс начал рассказывать, как проходил сеанс: «Сегодня ему действительно удалось добраться до самой сути. Он сказал, что, когда нам удается сблизиться, когда наше общение становится более тесным, я всегда пытаюсь разрушить эту атмосферу какой-нибудь гомофобной шуткой или ухожу в интеллектуальные спекуляции.
И он прав, Кэрол, я и правда вел себя так с мужчинами, особенно с отцом. Но, что самое удивительное, он пошел дальше и признался, что интимность в отношениях с мужчинами вызывает дискомфорт у него самого, что он подхватывает мою игру – позволяет отвлечь себя шутками или поддерживает начатую мной дискуссию.