Нина захныкала, когда я разрезал путы вокруг ее лодыжек, а Маттео освободил ее руки. Она попыталась сесть, но, должно быть, какое-то время была связана и не могла справиться.
Я потянулся за атласным халатом, брошенным на полу, и накинул его на нее, прежде чем усадить.
Я наклонился так низко, что наши глаза оказались на одном уровне.
— Почему ты не сбежишь?
Нина посмотрела на Маттео.
— Он пошлёт тебя за мной. — Маттео был лучшим охотником Фамильи. Он выследил нескольких предателей.
— Маттео тебя не найдет, — пробормотал я.
— Не могу, — твердо сказала она. — Куда мне идти? Что бы я сделала? Это мой мир.
Я выпрямился. Нина терпела садизм отца, потому что любила роскошь и деньги, которые он мог ей предложить. Я не понимал этого, и у меня не было терпения, хотя бы попытаться.
Послышались шаги, и я отступил назад. В дверях появился отец, одетый в темный костюм и рубашку с высоким воротником.
— Сальваторе. — покорно улыбнулась Нина.
Отец не посмотрел на нее, только на меня и Маттео.
— Почему бы вам не попробовать ее? Я не против разделить ее со своими сыновьями.
Он уже раньше предлагал ее. Я не был уверен, был ли это еще один способ проверить нас, или он действительно позволит нам прикоснуться к тому, что принадлежало ему.
Ненависть наполнила меня. Я не мог понять рассуждений моего отца. Он был отвратительным монстром. Вместо того, чтобы защищать ее, он обращался с ней, как с дерьмом. Я бы никогда не причинил Арии такой боли, не говоря уже о том, что позволю кому-то увидеть ее обнаженной или, не дай Бог, попытаться прикоснуться к ней. Я убью любого, кто решит, что он имеет право на мою девушку. Ей никогда не придется подчиняться никому, кроме меня.
— У Луки есть молодая женушка. С чего бы ему хотеть меня? — быстро сказала Нина, будто действительно думала, что я подумаю об этом. Было ужасно, что она должна терпеть прикосновение отца; я бы не сломал ее дальше.
— Она такая застенчивая и миниатюрная. Я могу только представить, насколько весело ломать ее, не так ли? — Нина говорила так, словно ей нужно было, чтобы другие девушки страдали, чтобы ей самой стало легче.
Я ненавидел и жалел ее одинаково.
— Что насчёт тебя Маттео? — спросил отец.
— Я предпочитаю, чтобы мои девушки были моложе и красивее, — сказал он.