Они втроем находились в просторной комнате, отделанной редкими породами дерева и полосами сверкающего металла, которая была центром официальных апартаментов короналя.

Тронный зал предназначался для помпезных и торжественных государственных приемов, а здесь корональ денно и нощно трудился на благо государства.

Престимион сидел за своим роскошным письменным столом из палисандра, крышку которого украшало инкрустированное изображение знака Горящей Звезды. Длинноногий Септах Мелайн изящно расположился у широкого, изогнутого окна, за которым простиралось наполненное воздухом пространство над пропастью, ограничивавшей территорию Замка с этой стороны Горы. Могучий Гиялорис сидел сгорбившись на скамье без спинки слева от Престимиона.

— Это очень просто, ваше величество, — сказал Гиялорис. — Начните с самого первого дела, потом перейдите к следующему, а потом еще к следующему… и так далее.

В устах Септаха Мелайна подобный совет прозвучал бы насмешкой; но простодушный великан Гиялорис не отличался склонностью к иронии, и слова его, произнесенные низким, медленным, рокочущим голосом, с сильным акцентом его родного города Пилиплока, всегда звучали очень серьезно. Подвижный, как ртуть, маленький спутник Престимиона, ныне покойный и горько оплакиваемый герцог Свор, часто принимал эту непоколебимость за тупость. Но Гиялорис был отнюдь не тупым, а прямодушным и основательным.

Престимион дружелюбно рассмеялся.

— Хорошо сказано, Гиялорис! Но какое дело следует считать самым первым, а какое — следующим? Если бы это было так просто понять…

— Хорошо, Престимион, давай составим список, — предложил Септах Мелайн. И стал загибать пальцы. — Первое — назначить новых чиновников двора. Мы уже успешно начали это дело, по-моему. У тебя есть новый Верховный канцлер, благодарю покорно. И Гиялорис будет превосходным Великим адмиралом, я уверен.

И так далее, и так далее… Второе — возродить благосостояние тех районов, которые пострадали во время войны. Между прочим, кое-какие соображения по тому поводу есть у твоего брата Абриганта, и он хотел бы повидать тебя сегодня попозже. Три…

Септах Мелайн заколебался. Гиялорис тут же вставил:

— Третье — суд над Дантирией Самбайлом. Следует что-то предпринять по этому поводу — Давайте пока это отложим, — сказал Престимион. — Дело сложное.

— Четвертое, — продолжал невозмутимо Гиялорис, — поговорить с каждым, кто сражался на стороне Корсибара во время войны и убедиться, что не осталось ни одного изменника, который мог бы угрожать безопасности твоего правления…

— Нет, — возразил Престимион. — Это вычеркни из списка: разве ты забыл, что никакой войны не было?

Как может кто-то хранить верность Корсибару, если Корсибара никогда не существовало?

— Все равно, Престимион… — хмуро и недовольно проворчал Гиялорис.

— Я тебе говорю, здесь не о чем беспокоиться. Большинство сторонников Корсибара погибло у Тегомарского гребня: Фархольт, Мандрикарн, Вента, Фаркванор… — все; и я не опасаюсь тех, кто уцелел. Навигорна, например. Он был лучшим генералом Корсибара. Но он попросил прощения прямо на поле боя, если помнишь, когда пришел сдаваться после гибели Корсибара. И совершенно искренне. Он будет хорошо служить мне в совете. Равно как и Олджеббин, и Сирифорн, и Гонивол — они продались Корсибару, да, но не помнят об этом и теперь в любом случае не могут причинить вред. Герцог Олджеббин уедет в Лабиринт и станет главным спикером понтифекса, ну и прекрасно. Гонивол уйдет в отставку и отправится в Бомбифэйл. Сирифорн полезен и забавен; я его оставлю здесь. Ну, кто еще? Назовите мне тех, кого вы подозреваете в неверности.

— Ну… — начал Гиялорис, но не назвал ни одного имени.

— Я тебе вот что скажу, Престимион, — произнес Септах Мелайн. — Возможно, вокруг нас и не осталось людей, верных Корсибару, но нет ни одного человека в Замке, кроме нас троих, кто не был бы серьезно сбит с толку теми чарами, которые ты велел использовать в конце войны. Сама война стерта из памяти всех людей.

Но они подозревают, что что-то произошло. Просто не знают, что именно. Многие важные люди мертвы, огромные районы Алханроэля подверглись опустошению, Мавестойская дамба таинственным образом рухнула и затопила половину провинции, и при этом все должны верить в то, что власть естественным образом и без помех перешла от Конфалюма к тебе. Здесь концы не сходятся, и люди это видят. Они ощущают огромный болезненный провал в своих воспоминаниях, и это беспокоит. Я не раз замечал недоумевающее выражение на лицах людей, иногда они замолкали на полуслове, хмурились и прижимали ладони к вискам, словно искали в памяти то, чего там нет. Я уже начал сомневаться, так ли уж правильно мы поступили, убрав из истории эту войну Этот вопрос Престимион предпочел бы не обсуждать. Но теперь, когда Септах Мелайн открыто высказался, избежать разговора уже невозможно.

— Эта война оставила страшный след в душах всех жителей планеты, — напряженным голосом ответил Престимион. — Если бы я не вычеркнул ее из памяти людей, конфликты между сторонниками Корсибара и моими то и дело вспыхивали бы с новой силой. Полностью уничтожив воспоминания о войне, я дал людям. шанс начать с чистого листа. Что сделано, то сделано — помнится, это твое любимое выражение, Септах Мелайн. Теперь нам придется смириться с последствиями этого поступка, и мы будем жить с этим, и больше не о чем разговаривать.