Чески вернулась в гостиную.

– Мы вряд ли когда-нибудь сможем купить собственный дом в Лондоне, так? Мы всю жизнь будем торчать в этой муниципальной квартире, детка. Ты думаешь, моей маме дадут ипотеку? А по законам африканской семьи, я не могу съехать, пока мне не дадут ипотеку, и мы все знаем, что этому не бывать. Так что будем тратить деньги на вещи, которые приносят нам радость.

– Да, или на вещи, которые лишают вас зрения, – сказала я. – Он же всю комнату занимает.

– Умоляю, помоги расплести наращивание, – Чески подала мне лезвие. – Волосы отросли, а парикмахер с меня три шкуры сдерет за снятие.

– У тебя есть изолента? – спросила я, аккуратно зажимая лезвие ногтями большого и указательного пальцев.

– Зачем? – озадачилась она.

– Чтобы заклеить один край лезвия и не порезаться в процессе, – опытным тоном сказала я. – Научилась на собственных ошибках. Расту.

Чески направилась к этажерке, разные отделения которой, наполненные всякой всячиной, прикрывал флаг Уганды. Она приподняла флаг и начала искать.

– Держи, – она бросила мне катушку, а сама уселась на пол у моих ног. Я принялась расплетать пряди, а Чески пощелкала по музыкальным каналам и остановилась на нашем любимом MTV Base.

– Да, так вот. Слушай… – начала она.

Поскольку Чески – самый красивый человек из всех, что я видела, а также работает непосредственно с людьми, ее приглашают на свидания каждый день. Да что там каждый день – каждый час. У нее самая мягкая и нежная в мире кожа; у нее темные пронзительные глаза, форму которых подчеркивают накладные ресницы, а все остальные черты так изящны, будто в ее жилах течет королевская кровь.

Еще в школе она коротко стригла и выпрямляла волосы, но в то время она предпочитала носить «шестнадцати-, восемнадцати- или двадцатидюймовые бразильские волосы по триста пятьдесят фунтов за прядь». И она сама, и мужчины, регулярно писавшие ей в личку, считали ее девушкой «с формами»; в общем, у нее было образцовое тело черной женщины. Длинные, изящные, тонкие руки и ноги, узкая талия, упругая и крепкая высокая грудь и такая же упругая и округлая попа, которая, в отличие от моей, не тряслась при ходьбе.

– Это все спорт, Квини, – каждый раз говорила она, заметив, как я молчаливо сравниваю ее тело со своими тяжелыми конечностями и мягким животом. – Захочешь – подтянешься. И вообще, тело – не главное.