Конь окончательно сдал. Упал на колени и повалился на бок. Цзяолун едва успела спрыгнуть. В завываниях метели ей явственно послышалась насмешка. Девушка стащила с седла мешок и, согнувшись от ветра, двинулась вперёд. Её длинные чёрные ресницы побелели от налипших снежинок. Метель причитала над ней, как над покойницей. Цзяолун не сознавала, сколько она так прошла. Два ли? А может быть, десять? Каждый последующий шаг давался всё труднее. Она споткнулась, упала, да так и осталась лежать на твёрдом насте. Боль в замёрзших пальцах и ступнях мягко начала отступать. Значит, скоро смерть: конечности уже онемели. Сил бороться больше не было. «Смерть – это покой, – подумала Цзяолун. – Это ничто…» Но едва она прикрыла веки, как в утробе больно ударил ножкой ребёнок.

«Ну, конечно, так драться может только ублюдок Тёмного Облака!» – возникла в её голове мысль. Перед ней встало лицо возлюбленного, каким оно было в тот момент, когда она объявила, что уходит. Этот степной разбойник, грабивший богатых и раздававший добро бедным, был отчаянным романтиком. В своё время он напал на их караван, направлявшийся в столицу. Она сидела в затянутой шёлком повозке. «Ты откусил кусок, который не сможешь проглотить», – крикнула она тогда Тёмному Облаку, выпрыгивая наружу и обнажая меч. Его сообщники образовали круг, в центре которого она билась с ним до тех пор, пока оба не выдохлись. Тёмное Облако опустил меч и воскликнул:

– Лучше убей меня! Я не способен причинить тебе вред, потому что твоя красота подобна прекраснейшему белому нефриту.

Цзяолун улыбнулась и приставила меч к его шее.

– Одно движение, и я умру, глядя на свет твоих глаз, как цветок, обращённый к солнцу, – продолжил он.

Девушка занесла меч, словно собираясь снести голову наглецу. Но тот не дрогнул, даже не моргнул. Лезвие остановилось на расстоянии волоса от его кожи. Он по-прежнему не сводил с неё глаз, и Цзяолун, всю жизнь проведшая взаперти в отцовском дворце, внезапно почувствовала неведомую ей прежде силу. Истоки которой были не в упражнениях и тренировках, даже не в удаче.

– Твоё лицо победило там, где проиграл твой меч, – произнёс Тёмное Облако.

Ей понравилась эта власть над ним. И когда отец объявил, что выдаёт её замуж за старого министра, Цзяолун сбежала от такой судьбы и отправилась на поиски Тёмного Облака. Завидя её лицо и узел волос с нефритовыми шпильками, он бросил поводья, соскочил с коня и пошёл ей навстречу. Подойдя, взял Цзяолун за руку и прижал к своей небритой щеке.

– Ты вернулась.

От него резко пахло лошадиным потом. Из-под красной тибетской чубы, приспущенной с одного плеча, виднелась простая домотканая рубаха.

Он отвёл Цзяолун в палатку. Её шёлковое платье и его грубый шерстяной халат вскоре оказались свалены в кучу на полу, в то время как их руки и ноги тесно переплелись… Но эта победа не принесла удовлетворения Цзяолун: она была слишком лёгкой. Его привязанность походила на целую гору сладких лунных пирожков с семенами лотоса: они быстро приедаются.

– Я не могу оставаться с тобой, – сказала она Тёмному Облаку. – Моя судьба – стать великим воином, а не женой разбойника.

– Тогда я стану верным слугой великого воина, – ответил он.

– Нет. Ты простой разбойник. И всегда будешь вонять сыром из ячьего молока.

Он попытался взять её за руку, но Цзяолун его оттолкнула. Она ни за что не позволит любви встать на пути у её предназначения!

Пока эти воспоминания мелькали в голове Цзяолун, буран продолжал свирепствовать. Она рассмеялась. Она потешалась над своей гордыней, и её хохот походил скорее на звук ломающегося льда, чем на человеческий смех. Чувство юмора её спасло. Она ни за что не предаст своего сына. Сама не зная как, Цзяолун встала на ноги, подняла свой мешок, закинула его на плечо и побрела вперёд. Говорят, что если на востоке – тьма, значит, на западе – свет. Только в её случае тьма была со всех сторон: на востоке, на западе, на севере и на юге. Тьма и смертельный мороз.

* * *

В центре города находилась Барабанная башня, выкрашенная в красный цвет. Зелёная глазурованная черепица на её крыше скрывалась под толстой снежной шапкой. Смотрители старались уберечь от замерзания водяные часы, суетясь вокруг с угольными жаровнями, чтобы сохранить естественный ход времени. Каждая капля становилась победой над зимней стужей. Так, капля за каплей, приближалась вечерняя заря. Вот последняя бамбуковая трубка сказала: «Ток!», и смотритель часов закричал: «Закат!»

Мастер в Тереме Счастливых Барабанов отставил чашку зелёного чая и приказал просигналить во дворец, что ещё один день подошёл к концу. Это был двадцать восьмой день двенадцатой луны десятого года правления императора Гуансюя из династии Цин. И был это год змеи.

На двух железных цепях висело массивное, обитое кожей бревно. Двое окоченевших от холода рабов с трудом оттянули его назад и отпустили ударить в тугую кожу городского барабана.