Сама фортификация замка казалась отжившей свой век. Валы оплыли и обвалились в неглубокие рвы, никаких новейших изобретений — выдвинутых вперед галерей и бастионов.

— Пожалуй, — рассуждал испанец, идя мимо замерших в неправдоподобно спокойных позах ливонских пикинеров, — всего увиденного достаточно, чтобы держать в повиновении округу. Вряд ли восставшие крестьяне, даже в сколь угодно большом числе, вооруженные косами да вилами, смогут взять замок. Но против настоящего врага — полный конфуз!

Вспоминались заносимые аравийскими песками развалины гордых твердынь крестоносцев прошлого, рассыпанные по всему восточному Средиземноморью. Немало видел де Сото подобных руин — базы берберийских пиратов зачастую находились в тех самых местах, откуда мальтийцы, храмовники и госпитальеры некогда диктовали свою волю Востоку. Турки и арабы стерли в пыль величавые крестоносные государства, вышвырнув рыцарей на острова Ионийского Моря, на Мальту и Родос.

— Здесь вскоре случиться то же, — рассуждал испанец. — Велика же спесь немецкая! Магистр считает, что представляет серьезную военную силу. Впрочем, тамплиеры были столь же уверены в себе, пока пески не извергли восточных всадников.

— Но здесь же бывают другие европейцы — венецианцы, генуэзцы, мои земляки. Почему никто не укажет им на дикость вооружений?

Ответ на этот риторический вопрос возник сам собой. Когда испанец проходил по площадке для лучников мимо надвратной башни, его нагнал рыцарь Роже.

— И что нам скажет благородный идальго? — со светской улыбкой спросил германец. — Крепка, не правда ли, христианская рука в диких славянских землях? Вижу по лицу, что вы поражены военной мощью Ордена.

— О да, — опустил глаза испанец. — Вне всякого сомнения, святая Церковь Христова имеет грозных защитников.

— Но не только мощью бомбард и крепостью стен крепка власть христианская, — нравоучительно заметил Роже. — В первую голову варварское море, готовое захлестнуть мир, сдерживают рыцари Ордена, его славные паладины и их верные слуги.

— К сожалению, — заметил де Сото, — большую часть своей жизни провел я на Востоке, где редко встретишь рыцарей северной Европы.

— В таком случае вашей милости повезло, — обрадовался Роже, не замечающий скепсиса и сарказма в словах де Сото. — По распоряжению магистра, мы намерены провести турнир, а также военный смотр гарнизона.

— Почту за честь присутствовать, — поклонился испанец.

— Все это — после скромной трапезы.

Роже отвел испанца в пиршественную залу. Испанец чувствовал себя неуютно в мрачном тевтонском замке. Кругом — холодный камень, словно в могильном склепе.

Хоть и был он в дублете с меховым воротником — тут же продрог до костей. Грандиозный камин, в который слуги метали разве что не целые деревья, прогревал и сушил лишь воздух. Но стены, да и сами грубо выструганные лавки были полны ледяным холодом, словно создал их тевтонский гений из цельных глыб морозного льда.

— Какой разительный контраст с уютными дворцами и гасиендами Кастилии, — пробормотал де Сото.

— Что вы сказали, рыцарь? — спросил Роже, богатырским взмахом руки подзывая серва с блюдом, на котором примостились жареные фазаны.

— Я поражен богатым убранством залы и неким… особым очарованием этого лагеря воинства Христова, — сказал испанец, вдумчиво выбирая себе фазанчика.

На ржавых крюках, вкривь и вкось вбитых прямо в раствор, скрепляющий камни, висели истрепанные хоругви и рыцарские значки, от сырости и копоти ставшие похожими на грязные тряпки. Рядом гордо водружены помятые ляхами да литвинами треугольные щиты, выщербленные топоры, громоздкие шлемы времен Ричарда Аьвиное Сердце и Аюдовика Святого.

— Сейчас грянет музыка, — заметил Роже, кинжалом разделывая пичугу. — Она усладит наш слух и направит мысли к небесам.