— Дроженицы — то языческие басни поганые, — осерчал князь. — А если не разумеешь ничего в том, о чем глаголю, так помолчи! Ешь вот олений бок, да запивай медами.

— Как скажешь, батько, — повеличав воеводу на донской манер, Ярослав вернулся к дичи, решив не перечить Басманову.

Трапезничали в тишине, только шуршали полы одежд подносивших и уносивших блюда прислужников.

— Ты помнишь Фему, Ярослав? — спросил вдруг Басманов, когда уже встали и подошли они к резному окну, выходящему на ярмарочную площадь.

— Как их упырей забудешь? — у засечника а>ь глаз недобро задергался. — Только попритихли они что-то.

Речь шла о тайной организации, созданной давным-давно в недрах Ливонского Ордена для борьбы с инакомыслием. Члены Фемы занимались для ордена также разведкой и политическими убийствами.

Тот же Веред Гугнявый мог бы поразить князя, сообщив, что Фемгерихт (верховный суд тайной организации) переживет даже Гитлера. Дед любителя исторического фехтования лично наматывал на гусеницы тридцать четвертого на улицах Кенигсберга ребятишек, не выпускавших до самого конца из рук фаустпатронов и умиравших с ритуальной клятвой Фемы на устах. Фемгерихт, по сути — изуверская секта, оказался древнее и долговечнее самой СС, а уж Ливонию пережил, не заметив ее падения.

— Вот и я думаю, — ожидая реакции своего единственного собеседника, протянул Басманов, — что поутихли. А с чего бы это? Война на носу, всякому барсуку в глухой чаще понятно. Лиходеям из этой разбойной шайки сам Сатана велел шнырять вокруг да около, вынюхивать да магистру доносить, крик и шум при европейских дворах поднимать.

— Может, и шныряют, и поднимают, — буркнул Ярослав.

— Людишки верные говорят — не замечено никого. То есть, пойман чухонец, что отписывался Бато-рию, присматривают за ганзейским купчиной, каковой, шельмец, аж в Венецию доносит о наших уготов-лениях, а Фемы и след простыл.

— Чудны дела Господни, — философски заключил Ярослав, пытаясь изобразить из себя туповатого рубаку. — А еще говорят в народе — темна водица в облацех. Не пытайся бесовские дела постичь — башка лопнет.

— Разумеется, — с усмешкой откликнулся князь, который видел своего телохранителя насквозь. — Бездны сатанинские таковы, что свет истины туда не проникает. Так про то и святые отцы учат. Но позволь спросить, засечник, впервой ли такая тишина в Ливонии?

Ярослав некоторое время соображал, куда клонит государев человек, потом спохватился.

— Было такое, — голос у него был виноватый, словно у пса, что пропустил незваного гостя аж до избовой печи, а потом вдруг встрепенулся, — когда Орден лютерову веру охальную принял.

— Смекаешь, — удовлетворенный Басманов прошелся по светлице. — У этих изуверов да кромешников своя правда. Им до Ордена особенного дела нет. Есть у них в Аду свои начальники, что посильнее магистра будут. Пока мы их наушников в Ингермландии искали, они готовили переход Ордена в лютеровы объятия. Не сотни их и не тысячи, так что до того, чтобы считать у нас в обозе каждый бердыш да рог с порохом руки не доходили.

— Думаешь, княже, — подался вперед Ярослав, терзая за кушаком заткнутую туда перчатку, — и вдругоряд лихое измыслили? Оттого и не шныряют по Нарове?

— Сдается, — сказал Басманов, — не обошелся без Фемы визит Трансильванского вурдалака к ляхам.

Тайным слугам бесовским дела нет, что наши полки сокрушат орденские замки. Им того не остановить. А вот посадить заместо магистра и его бестолковых рыцарей на Балтике семью Баториев, да собрать вокруг нее преданных папистов — в самый раз их адским хозяевам по сердцу придется.

— Похоже на правду, — покачал головой Ярослав. — Но то одни догадки. Как проверить?

— Я уже пытаюсь, — Басманов зашуршал папи-ром, с негодованием отбрасывая негодные писчие перья и подбирая ладные.