Когда все проходили мимо депо, вынырнул Брайс с кем-то из своих последователей. Он пристроился в колонну сразу за конем Венеры, но, когда их с Венерой глаза встретились, они не обменялись ни словом. Оба знали, что их время быть вдвоем завершилось так же несомненно, как и время Спайра.

При ясном дневном свете Венера смогла оглядеть путаницу поместий Большого Спайра в первый и последний раз. Прежде она всегда кралась мимо них ночью или рысила по немногим занавешенным тентами дорогам, которые соглашалась терпеть эта параноидальная цивилизация. Теперь, восседая на звере десятифутовой высоты, бредущем по узкой полосе ничейной территории меж стен, она могла увидеть их все. И была рада, что раньше не видела.

Работа бесчисленных поколений, несчетных жизней ушла на обустройство Спайра. На нем не было ни одного квадратного дюйма, созерцанию которого и уходу за которым кто-то не посвятил бы всю свою жизнь. Любой уголок сада или низкой каменной стены мог рассказать тысячи историй о встречавшихся здесь влюбленных, о детях, которые строили крепости или плакали в одиночестве, о мелких спорах с соседями, улаженных кровью или женитьбой. Время в Спайре не то чтобы остановилось, но замедлилось, как вялая кровь какого-то фантастически старого зверя, и сейчас люди поколение за поколением проживали почти одинаковые жизни. Их надежды и мечты направлялись все в то же русло стенами, под которыми они бродили — под влиянием тех же романов, живописи и музыки, что и их предки, — пока они не становились седыми копиями своих родителей и пращуров. Каждый добавлял по крупице к огромному скопищу бесполезных финтифлюшек Спайра, бессознательно ставя еще один барьер перед любыми мыслями о полете, что могли взлелеять их собственные дети. Буйно процветали странные языки, на которых никогда не изъяснялось больше дюжины человек. Венере рассказывали, как глухие внутренние комнаты некоторых поместий становились причудливыми усыпальницами, когда умирали любимые патриархи и из-за традиций или страхов никто не мог коснуться тела. Не одна нация вымерла и оттого, что собственный мавзолей съел ее изнутри, и ее последние обитатели проживали жизни в заплетенных плющом привратных сторожках, ни разу не сделав шага за стены.

Ныне же шатающиеся стены и ряды живых изгородей валились. От прячущихся за ними зданий доносился дребезг бьющегося стекла, когда смещались несущие колонны. Двери, не раскрывавшиеся столетиями, внезапно разверзались, являя черноту или картины, врезавшиеся в память, но не в разум — отблески, так сказать, культур и ритуалов, настолько обособившихся и самозамкнувшихся, что навсегда потерявших понятность для непосвященных.

И теперь стали видны люди, побежавшие наружу, когда затряслась земля и застонала под ними металлическая кожура Спайра. Они были как личинки, выкинутые из осиного гнезда, которое развалил равнодушный мальчишка. Многие, лежа, бились на земле, не в силах сладить со странностью огромного мира, в который их выбросило. Другие бегали с криками, или все рвали на себе и на других, или стояли безмолвно, или истерично хохотали.

Когда обрушился сам в себя манор с множеством веранд, Венера мельком увидела все еще находящихся внутри людей: престарелые, сложившие пергаментные руки на коленях, недвижно сидящие под рушащимися потолками; и перепуганные, глядящие широко раскрытыми глазами на открывшиеся поля там, где только что были стены. Этажи здания осели один на другой, с грохотом взметнулась туча пыли — и все исчезло.

— Трос Лириса разорвался, — сказал кто-то. Венера не оглянулась. Она чувствовала странное спокойствие; в конце концов, что лежало перед ними всеми, кроме возврата в небеса Вирги? Она знала эти небеса, плавала в них множество раз. В этом, конечно, была своя ирония: для тех, кто упал в воздух среди ливня фрагментов огромного колеса, это было бы не концом, а началом. Мало кто мог ее уловить, а то и вовсе никто. Поэтому она ничего не сказала.

А для нее? Она сама уберегла себя от коварных сестер и одержимого убийствами отцовского двора, выскочив замуж за бравого адмирала. В конце концов он оправдал ее ожидания, но при этом погиб. Венеру учили только одному способу справляться с такими кризисами, а именно — через мщение. Она похлопала по груди куртки, где опять примостился во внутреннем кармане ключ к Кандесу. Это бесполезная безделушка, уяснила себе она; ничего путного не вышло из его использования, и ничего не может выйти.

Все же кое-что теперь кончалось и для Венеры — у нее больше не будет роскоши замыкаться внутри собственного «я». Если ей суждено выжить, ей придется начинать принимать всерьез чувства других людей. Не имея власти, она должна искать согласия.

Ласково поглядывая на Гарта, ушедшего с головой в разговоры со своей дочерью в красном мундире, Венера должна была признать, что перспектива не так пугает, как раньше.

Становилось труднее идти, поскольку тяжесть начала плясать от почти полного отсутствия до сокрушительного 1g с гаком. Ее лошадь заартачилась, и Венере пришлось спешиться; сойдя с нее, она пожала плечами и пристроилась рядом с Брайсом и Сарто, которые, чтобы отвлечься, спорили о политике. Они прервали спор, чтобы улыбнуться ей, и тут же вернулись к дискуссии. Медленно, с многочисленными остановками и опасливыми обходами вокруг разрывов, появлявшихся на местности впереди, они проделали путь до Фина.

Они почти пришли туда, когда Буридан наконец отдался на волю воздуха. Крики и указующие руки заставили Венеру поднять глаза от расползающейся почвы, и как раз вовремя, чтобы увидать черную башню, обертывающуюся в свою паутину балок, как человек запахивает на себе халат. Затем башня начала с величавым достоинством погружаться в зияющую прореху в земле, пока в том месте не осталось только синее небо.

Она взглянула на Брайса. Тот пожал плечами.

— Они знали, что так может случиться. Я сказал своим соратникам, если Буридан упадет, разбросать повсюду копии книги и валюту — и пусть ветры разнесут их. Они засеют небеса Вирги демократией. Надеюсь, это вполне подходящая задача, чтобы сохранить моим товарищам рассудок на несколько первых минут, а потом, может быть, они будут в состоянии позаботиться о собственной безопасности.

Башня быстро распадется, стрелой пролетая в небесах. Ее куски превратятся в снаряды, и могут нанести громадный ущерб домам и фермам в соседних княжествах; еще значительнее станет урон от более крупных клочьев самого Спайра, когда наконец он рассыплется. Это было трагично, но новые граждане Буридана, и мужчины и женщины из организации Брайса, скоро обнаружат, что скользят по теплому голубому небу. Они смогут пробить себе путь, камень за камнем, и выбраться из руин. А потом будут, как все прочие в этом мире: залиты солнцем и свободны в бесконечном небе.

Венера улыбнулась. Впереди она увидела двери низкого бункера, ведущего к Фину, и сорвалась на бег.

— Мы на месте!

Логика у нее была простая. Фин — крыло, аэродинамичнее него на Спайре ничего нет. Из всех частей, которые могут отвалиться и улететь в ближайшее время, оно обязано передвигаться быстрее и дальше всех. Поэтому он почти наверняка перегонит прочие обломки. И еще у Венеры было подозрение, что за прошедшие столетия обитатели Фина не раз прикидывали, что они будут делать, когда Спайр умрет.

Она оказалась права. Хотя стражи у двери сначала не желали впускать толпу внутрь, появилась Коринна и велела им отступить. Когда пестрое сборище солдат и гражданских потянулось вниз по ступеням, она повернулась к Венере и усмехнулась — не без легкой истеричности.

— У нас есть парашюты, — сказала она. — И стабилизатор можно отсоединить и сбросить. Мы всегда планировали это как последнее средство, если нас когда-нибудь захватят. Теперь... — Она пожала плечами.